28 июня был смертельно ранен на Малахо­вом кургане Павел Степанович Нахимов. Ещё раньше был тяжело ранен другой талантли­вый вдохновитель обороны Севастополя, воен­ный инженер Тотлебен. В конце августа пал Малахов курган. Героические  защитники Севастополя — солдаты и матросы — были перс-биты вражескими снарядами или кучами ле­жали в палатках на Северной стороне, ожи­дая отправки в Симферополь для дальнейшей эвакуации.

Участь героического города была решена. Пирогов со своим штабом, как он называл работавших под его руководством врачей, се­стёр и фельдшеров, упорядочил, насколько можно было, уход за ранеными. Затем он пе­ренёс свою штаб-квартиру в Симферополь.

В юбилейной речи о Пирогове, в торжест­венном, заседании общества русских врачей. С. П. Боткин рассказал об этой деятельности Николая Ивановича, свидетелем которой он был: «Осмотрев помещение больных в Сим­ферополе, в котором тогда находилось около 18 тысяч, рассортировав весь больничный материал по различным казённым и частным зданиям, устроив бараки за городом, Пиро­гов не пропустил ни одного раненого без того или другого совета, назначая операции, те или другие перевязки. Распределив своих вра­чей по различным врачебным отделениям, он принялся за преследование злоупотреблений администрации... По распоряжению Николая Ивановича мы принимали на кухне мясо по весу, запечатывали котлы так. чтобы нельзя было вытащить из них объёмистого содержи­мого,— тем не менее...» и т. д.

Письма Николая Ивановича из второй его поездки в Крым отражают тяжёлые нрав­ственные переживания за родину, за её честь и славу, за её многострадальных героических сыновей. «Один акт трагедии кончился; начинается другой, который будет, верно, не так продолжителен, а там — третий. Вероятно, еще до зимы будет окончен и второй акт. О себе ничего не говорю, можно ли при таких событиях говорить о себе».

Пирогов был человек дела. Ни бодрости, ни головы он никогда не терял, Он сразу взялся за упорядочение госпитального хозяйства, сильно запущенного в его отсутствие. Даже самоотверженный труд сестёр не сумели — или не хотели — использовать для облегчения участи защитников родины.   

Дела чисто военные тоже удручали. В своё время, после ухода Меншикова и назначения главнокомандующим М. Д. Горчакова, все честные патриоты облегчённо вздохнули. На­деялись, что при нём положение улучшится. Радовался и Николай Иванович.

Разочарование наступило очень скоро. «На этих днях я видел две знаменитые развали­ны,— писал. Пирогов жене:—Севастополь и Горчакова».

Однако Николай Иванович работал с обыч­ной энергией "и распорядительностью. Главной задачей момента было устройство транспорта раненых. В этом ему много помогли сестры, которые ожили с приездом своего начальника-защитника.

Сам Пирогов работал больше всех своих помощников. Во второй приезд в Крым он «...решился, — как писал жене, — жить не раз­деваясь. Не снимаю платье ни днём, ни ночью... Каждый день приходится осмотреть до 800 и до 1000 раненых, рассеянных по городу в 50 различных домах». При такой работе некогда было обдумывать внешнюю форму письменных требований, которые Пирогову приходи­лось по делам своих госпиталей посылать раз­ным начальникам. В одном из таких требова­ний — на дрова для отопления ледяных бара­ков — Николай Иванович вместо слов «имею честь просить» написал «имею честь предста­вить на вид».

Начальник госпитальной администрации, ко­торому была послана бумага, пожаловался князю Горчакову. «Вследствие этой жалобы,— пишет Николай Иванович — мы дров не полу­чили, но я за то получил резкий выговор сперва от Горчакова, а позднее — от самого государя».

Государь — Александр II — тоже, как и на­чальники-формалисты, хотел, чтобы всё было внешне благополучно. «Сегодня сюда ожи­дают государя, — писал Николай Иванович из Симферополя 28 октября ст. стиля, — и всё в ужасном движении; по улицам скачут и бе­гают; фонари зажигаются, караульные рас­ставляются; неизвестно, сколько времени он здесь пробудет, куда отсюда поедет. Горча­ков уже здесь. Все мои представления о гос­питалях и т. п., которые до сих пор не были исполнены и лежали в главной квартире, вдруг явились сюда на сцену, по крайней мере, на бумаге... посмотрим, что дальше будет».

Царь приехал, обошёл в сопровождении ге­нерал-штаб-докторов    некоторые   госпитали. Туда, где был Пирогов  со   своей  общиной, Александра Николаевича не повели. Всё обо­шлось благополучно — к удовольствию Горчакова и его  помощников.  «Государь  хотел остаться всем довольным, — сообщал Пиро­гов жене,— и остался, хотя многое не так хо­рошо, как кажется... Больные зябнут жестоко в бараках и госпитальных шатрах... вывоз де­лается с каждым днём труднее; а беспрестанно отписываюсь с главнокомандующим; и на бумаге всё идёт как нельзя лучше, но не на деле».

Позор родины ничему не научил царских генералов. Продолжалась прежняя неразбе­риха, усилилось воровство, яростнее стали атаки интендантских и госпитальных мародё­ров на Пирогова, его врачей и сестёр. Когда Николай Иванович требовал упорядочения го­спитальной администрации, начальство сооб­щало царю, что Пирогов мешает вести воен­ные операции, что он хочет быть главнокоман­дующим.

Пирогов не стремился к управлению воен­ными операциями, но армейская масса любила его и верила в него. Заботы Николая Ивано­вича о больных и раненых, его беззаветная преданность своему делу, самоотверженный труд; видимое даже неопытному глазу исклю­чительное мастерство у операционного стола окружили его имя легендами.

Любопытный эпизод передал свидетель хирургической деятельности Пирогова в Крыму в рассказе «Несколько случаев из жизни за­щитников Севастополя». Рассказ был напе­чатан в газете «Русский инвалид» № 115 за 1855 год. Пирогов отрезал стрелку Одесского егерского полка Арефию Алексееву размож­жённую» неприятельским ядром  ногу. Стрелок перенес операцию, как герой. Когда остав­шийся отрубок был перевязан, Алексеев вы­нул из своей тряпицы два рубля и, подав один из них Николаю Ивановичу, сказал:

— Хорошо вы, ваше благородие, отрезали мне ногу; возьмите себе половину добра моего; дай вам бог здоровья.

Окружающие рассмеялись, а Пирогов объ­яснил больному, что ему за работу платы от оперированных не полагается. Алексеев скон­фузился, но тотчас оправился и попросил водки. Николай Иванович велел подать ему чарку. Выпив, раненый стрелок снова обра­тился к Пирогову:

— Велите уже дать по чарке и товарищам моим. Хорошо подобрали и славно несли до самого перевязочного пункта.

Грохот пушек затихал, усиливался скрип дипломатических перьев. Дело подходило к развязке. Героизм русских солдат внушил противнику уважение к храбрости и стойкости нашей армии. Неприятель убедился, что ему не удастся осуществить свои завоевательные кланы и что дальнейшие жертвы его будут напрасны,

Император Александр ІІ усердно замаливал в церквах ужасные грехи, совершённые в цар­ствование его "незабвенного родителя». Это, однако, не облегчало положения правитель­ства. Дела на внутреннем фронте требовали скорейшего заключения мира с врагом внеш­ним. Западноевропейская коалиция также Стремилась к миру.

Госпитали постепенно разгружались. Ни-колай Иванович мог уехать  из  Крыма. Расставаясь со своими сотрудниками, он воздал, должное сёстрам общины. В официальных от­чётах, в журнальных статьях, в «Историче­ском обзоре» деятельности сестер, в личных беседах он выдвигал на первый план огромную пользу для армии женского ухода за ране­ными воинами на фронте.

Всегда подчёркивая высокие нравственные качества женщин нашей страны, Пирогов за­являл, что поведение сестёр милосердия на театре войны, вопреки предсказаниям при­дворных циников, было примерным и достой­ным уважения. Их обращение со стражду­щими было самое задушевное. Весь строй их жизни, вся их деятельность были, в полном смысле слова, благородными.

После войны Пирогов напечатал этот «Исто­рический обзор» за границей. Он хотел вы­явить перед всем миром великие достоинства наших женщин, показать, как они горячо лю­бят родину, как жертвуют здоровьем и жизнью для армии. «Мы не должны, — писал Пиро­гов, — дозволить никому переделывать истори­ческую истину. Мы должны истребовать пальму первенства в деле столь благословен­ном и благотворном и ныне всеми принятом».

Великий учёный и патриот был горячим сто­ронником освобождения  женщин от гнёта феодально-крепостнического строя. В работе женщин на пользу больных и раненых воинов Николай Иванович видел первый шаг к урав­нению их с мужчинами. Отстаивая в правя­щих кругах полноправие, он говорил, что на­стоящим образом понял значение женской работы во время Крымской кампании. Там Пирогов, по его словам, мог ежедневно убеж­даться, присматриваясь к «обдуманным суж­дениям и аккуратным действиям» сестёр, что «мужчины не умеют ни достаточно ценить, ни разумно употреблять природный такт и чувствительность женщин».

«Они должны занять место в обществе, бо­лее отвечающее их человеческому достоин­ству и их умственным способностям, — заяв­лял знаменитый учёный. — Женщина, если получит надлежащее образование и воспита­ние, может так же хорошо усвоить себе науч­ную, художественную и общественную куль­турность, как и мужчина. До сей поры мы со­вершенно игнорировали чудные дарования на­ших женщин».

Сёстры милосердия, по утверждению Пиро­гова, «не только уходом за ранеными, но и в управлении многих общественных учреждений доказали, что женщины более одарены спо­собностями, чем мужчины». Отстаивание Ни­колаем Ивановичем прав женщины в то время вызывало восхищение многих замечатель­ных русских писателей. Н. С. Лесков при­числял Пирогова за его настойчивую про­паганду равноправия женщин к тем немногим праведникам, ради которых, согласно легенде, прощаются грехи целых областей.

Николай Иванович придавал периоду 1854— 1855 годов в жизни страны огромное значе­ние. «Не без чувства гордости вспоминаешь прожитое — писал он, в 1865 году. — Мы вза­правду имеем право гордиться, что стойко выдержали Крымскую войну; её нельзя сравнивать ни с какою другою».

Глава  пятая

ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

В начале декабря 1855 года Пирогов вер­нулся в Петербург и вскоре закончил послед­ние препараты для «Ледяной анатомии». Мно­голетний исследовательский учёный труд был завершён. Можно было приступить к даль­нейшей научной работе. Но из Медико-хирургической академии Николай Иванович ушёл.

Много раз в печати появлялись упрёки по адресу Пирогова в том, что он оставил науч­но-преподавательскую деятельность. Объяс­няли его уход различно, между прочим — утратой интереса к науке. Но это совершенно неверно.

Деятельность Пирогова в Крыму открыла новую эпоху в истории военно-медицинского дела. Осуществляя на фронте свои идеи в области военно-полевой хирургии, он хотел передать свой опыт всем, кому приходится иметь дело с больным и раненым воином. Надо было привести в порядок собранный в Крыму материал, согласовать мысли, возник­шие в последнюю войну, с впечатлениями, вы­несенными из кавказской поездки 1847 года, обработать всё это с учётом отдельных сооб­щений других деятелей военной медицины, дать сравнительно-исторический обзор меро­приятий по организации медицинской помощи на полях сражений.

Труд предстоял огромный. Для осуществле­ния его не было надобности производить экспериментальные исследования  в  анатомическом институте, не требовались также Даль­нейшие наблюдения у постели больного. Но было необходимо душевное спокойствие.

Кроме возможности служить родине облег­чением участи её защитников, Николая Ивано­вича, как он говорил, радовало в Крыму от­сутствие «удручающих жизнь, ум и сердце чиновничьих лиц, с которыми по воле и по неволе встречался ежедневно в Петербурге». Больше всего приходилось сталкиваться с этими лицами в Медико-хирургической акаде­мии. Хотелось уйти от них подальше. «По­нятно, — говорил С. П. Боткин в юбилейной речи о Пирогове, — что пребывание Николая Ивановича в Севастополе, Симферополе хотя и дало ему право встать рядом с нашими на­родными героями, но значительно увеличило число его непримиримых врагов и между людьми, власть имеющими, Николай Иванович, повидимому, сознавал, что продолжать слу­жбу в ведомстве военного министерства ему было неудобно».

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19