Прощаясь с профессорами университета и учителями округа, Николай Иванович, между прочим, сказал:

 Если мы верно служили идее, которая, по нашему  твердому  убеждению,  вела нас  к истине путём жизни, науки и школы, то будем надеяться, что и поток времени не унесёт её вместе с нами. 

При прощании со студентами Киевского университета Пирогов говорил:

 Я принадлежу к. тем счастливым людям, которые хорошо помнят свою молодость... Кто не забыл  своей  молодости и изучал  чужую, тот не мог не различить и в её увлечениях 100

стремлений высоких и благородных, не мог не открыть и в её порывах явлений той грозной борьбы, которую суждено вести человеческому духу за дорогое ему устремление к истине и совершенству.

  Вы, думаю, уверились, что для меня все студенты были равны без различия националь­ностей.  Но,  не  различая  ваших   националь­ностей  перед  лицом  науки,  я  никогда  не мечтал о слитии вас  в  одно  целое,  избегал раздражать  самолюбие  и  навязывать   вам такие убеждения, которых  у  нас  не  могло быть,  потому  что  гнушался притворством  и двуличием...

В речи при прощании с киевским обществом Пирогов сделал ряд намёков на общеполити­ческое положение страны и на условия своей административно-педагогической деятельности.

  Позднею весною, после продолжительной и суровой зимы, я буду орать и засевать мои поля, запущенные, засорённые плевелами и с закопавшейся вблизи саранчёю... Быв попечи­телем, я также орал и засевал моё  поле позд­нею весною, едва оттаявшее. На нём была ещё ледяная  кора.  В  нём  была  закопавшаяся саранча. Труд не был свободный...

В речи при прощании с еврейским обще­ством Пирогов говорил, что сочувствие еврей­скому народу — вовсе не заслуга его.

 Это лежит в моей натуре. Я не мог дей­ствовать против себя самого. С тех пор, как я  выступил  на  поприще  гражданственности путём науки,  мне  всего  противнее  были со­словные предубеждения, и я невольно перенёс этот взгляд и на различия национальные. Эти убеждения,  выработавшись  целою  жизнью, сделались для меня второю натурою...

Педагогические заветы гениального хирурга и анатома заключались в проповеди гуманного отношения к учащимся, в заботах о воспита­нии человека-гражданина, в стремлении на­править школу на службу высшим потребно­стям народа, в желании объединить науку, школу и жизнь, в постановке важнейших теоретических и практических вопросов воспи­тания и образования.

Среди  педагогических   заветов   Пирогова видное  место  занимает  его  требование  к молодёжи — развивать в себе волю: «Чего не достигнешь культурою воли? Принудь, заставь себя... Трудись... Не  давай  собою  завладеть праздности». Нельзя поддаваться  случайным обстоятельствам. Нужно управлять ими. Под­даваться  им — «самоутешение,  самообольще­ние».  Это — «очень  спокойно,  не  нужно  ни напряжения, ни культуры воли, ни самовоспи­тания, ни самоосуждения... Чудесный, спокой­ный сумбур, освобождающий от всякой ответ­ственности и от всякой деятельности». Необ­ходим «труд, настойчивый и образовательный труд».

Идеи Пирогова во многом служили отправ­ным пунктом для деятельности последующих поколений педагогов и развития передовой педагогической мысли. Несколько десятилетий подряд  имя  прославленного  попечителя служило знаменем  для русских  прогрессивных педагогических обществ.

Были попытки со стороны реакционных группировок выдвинуть на первый план мисти­ческий элемент в педагогических и философ­ских писаниях Пирогова. Но, как отмечал еще сам Николай Иванович в прощальной киевской речи, время обсудило и оценило его убеждения и действия. В советской педагогической лите­ратуре, критически разрабатывающей наследие лучших учителей дореволюционной России — К. Д. Ушинского, В. Я. Стоюнина и других,— отдаётся должное всему положительному в педагогической деятельности Пирогова.

Подводя итог обзору основных педагогиче­ских статей Н. И. Пирогова после увольнения его с поста попечителя Киевского учеб­ного округа, К. Д. Ушинский писал: «Если, по несчастью, педагогическая деятельность Н. И. Пирогова остановилась на том, что он уже сделал, то и тогда почтенное имя его не умрёт в истории русского просвещения».

Ушинский правильно оценил значение про­светительной деятельности гениального «цели­теля телесных язв». Советская педагогика сталинской эпохи утвердила за Пироговым звание классика русской педагогики и отме­тила, что он высоко поднимается над совре­менными ему представителями западноевро­пейской педагогики.

Получив отставку, Пирогов уехал в имение Вишня Подольской губернии, близ г. Винницы, приобретённое им незадолго до увольнения с поста попечителя Киевского округа.

Перейдя с поста попечителя учебного округа на положение собственника большого имения, Пирогов  наряду с прогрессивными  педагоги­ческими идеями,  изложенными  им  в  речах при прощании с  киевским  обществом,  стал также   исповедывать   взгляды   помещиков, стремившихся после  отмены так называемого крепостного права  заставить  крестьян  рабо­тать на них при вновь создавшихся условиях. Он  желал   крестьянам   «добра»,   как  все либеральные   помещики,  но  при  соблюде­нии царского «закона» и помещичьих «прав». «Либералы так  же,  как  и крепостники, — писал В. И. Ленин  в  статье  «Крестьянская реформа» и пролетарски-крестьянская револю­ция» — стояли на почве признания  собствен­ности и власти помещиков, осуждая с негодо­ванием   всякие   революционные   мысли   об уничтожении  этой  собственности,  о   полном свержении этой власти»'.

Избранный соседями в мировые посредники, он старался защищать интересы  крестьян  от притеснения крепостников, но  не  выходя -из пределов изданных царем законов. Свое отно­шение к крестьянскому  вопросу  Пирогов из­ложил в «Письмах мирового посредника», на­печатанных в славянофильской  газете «День». В них Николай Иванович сообщает также, как отнеслись крестьяне к «Положению»  19 фев­раля, «освободившему» их от земли.

Либеральный помещик Пирогов считал, что «вся   беда»'  от  необразованности   крестьян.

«К несчастью своему, они не умеют читать, — писал он одной своей придворной знакомой,— держат книгу закрытою у себя в кармане и не верят тому, что им в этой книге прочиты­вают:... Новое высочайше утвержденное и столь хорошо и систематически выработанное Положение лежит перед нами, а народ про* должает вполне спокойно действовать по-старому».

Однако Пирогов хорошо понимал, что по­степеновщина в деле уничтожения вековой несправедливости не годится. Иронизируя по поводу того, что в «принципе добровольных соглашений» между крестьянами и помещи­ками «полагали узреть чудеса», он указывает, что это — печальная ошибка: "К сожалению забыли, что для проведения этого прекрасного принципа взаимное доверие вполне необхо­димо. Но где найти таковое? Крепостное право разрушило его в корне... Известное учение о постепенном переходе от рабства к свободе — теоретически неопровержимо; но на практике невыгоды его столь же очевидны, как недо­статки внезапного и совершенного перехода, и именно потому, что невозможно устроить дело таким образом" чтоб все ступени пере­хода постепенно и незаметно следовали одна за другой».

Пирогов даже нащупал выход из положе­ния: «Природа же делает внезапно из неуклю­жей куклы летящую бабочку, и ни кукла, ни бабочка не жалуются на это», — писал он не­посредственно  за приведенными  строками.

Чего же лучше? Выход есть: поступить по­добно природе и помочь  крепостному рабу в его усилиях добыть себе свободу. Но Пирогов— помещик и как помещик делает другой вывод: нужен выкуп, и молит бога, чтобы этот выкуп поскорее состоялся; «тогда крестьяне пробу­дятся от своего сна, как свободные люди и собственники; тогда от них будет зависеть, сохранить или прекратить известные отноше­ния к помещику». Пирогов в своих обще­ственно-политических взглядах не поднялся выше интересов класса помещиков, в среду которых он вошел.

В деревне Николай Иванович занимался также хирургической практикой. К нему при­ходили крестьяне села Вишня и ближайших к ней деревень, приезжали больные земле­дельцы из отдаленных мест.

Глава  шестая

ВОЕННО-МЕДИЦИНСКАЯ ДОКТРИНА Н. И. ПИРОГОВА

Недолго пробыл великий хирург  и  анатом помещиком. Николай Иванович сидел в своей подольской   деревне,   доказывая   читателям славянофильского    «Дня»    и    придворным друзьям, как важно для завершения крестьян­ской  реформы   скорее   провести  выкупную операцию, а Россия не успокаивалась. К рево­люционным выступлениям рабочих и крестьян присоединились  представители  других  слоев населения. Студенты также вышли из повино­вения: вели пропаганду в школах, устраивали собрания и сходки с революционными песнями, раздавали вредные для власти помещиков листки.

Для всех министерств нашли подходящих руководителей; не удавалось найти «хорошего» министра народного просвещения. Посадили в это ведомство адмирала Путятина: авось усмирит студентов. Неудачный моряк и плохой дипломат оказался ещё худшим министром просвещения. Снова заговорили о Пирогове: он успокоит, его студенты послушают. Либе­рально-реакционный профессор Б. Н. Чичерин, боявшийся, что даже умеренные реформы по­родят революцию, поспешил через министра иностранных дел князя А. М. Горчакова сооб­щить куда надо, что Пирогова нельзя назна­чить министром. «Хороший человек,— писал Чичерин, — но на это место не годится — фан­тазёр. Человек, который заводит журнальную полемику о своих собственных мерах, не имеет понятия о власти. А власть теперь нужна». Чичерин имел в виду «крепкую», помещичью власть.

После некоторых колебаний пришлось на­значить А. В. Головкина. Это был человек не столько твёрдой власти, сколько ловких увёрток. Он был умнее многих других при­дворных из окружения великого князя Кон­стантина Николаевича и был сторонником умеренных реформ, постепенно проводимых.

Головнин понимал, что для успокоения об­щества нужно привлечь в правительство по­пулярных людей. Он просил назначить ему в товарищи Пирогова. Император не хотел слушать об этом. «Он красный» — твердил царь и напомнил министру, что герценовский

«Колокол» назвал отставку Пирогова, «одним из мерзейших дел Александра, пишу­щего какой-то бред и увольняющего человека, которым Россия гордится». Сошлись на том, что Пирогова пошлют за границу в качестве руководителя занятиями молодых людей, под­готовляющихся к профессуре. Мера либераль­ная, лицо популярное. На внутреннюю универ­ситетскую политику он влияния иметь не будет, а обществу будет показано, что прави­тельство желает серьёзных реформ. Это по­может успокоить студентов.

Предложение пришлось Пирогову кстати. Возня с имением ему надоела. Николаю Ива­новичу было не по себе в роли помещика, проводящего «крестьянскую реформу». Трудно было совместить теорию с практикой. К тому же работа по военно-полевой хирургии подви­галась медленно. Руководство занятиями профессорских кандидатов могло дать досуг для обработки крымских материалов. Николай Иванович согласился поехать за границу.

В мае 1862 года Пирогов был уже за гра­ницей со своими кандидатами в профессора и со всей семьёй. Он просил министра прислать ему инструкцию для руководства занятиями кандидатов. При этом он поставил свои усло­вия. Головнин велел ответить, что «как спе­циалист в деле педагогическом, как бывший профессорский кандидат, приготовлявшийся к профессуре за границей, как бывший профессор университета и Медицинской академий и, наконец, как бывший попечитель округа, имев­ший возможность близко изучить условия, необходимые для профессорского звания, Н. И. Пирогов, без сомнения, сам может соста­вить наилучший план».

Со своей стороны министр считал, что Николай Иванович может оказывать молодым людям содействие рекомендацией каждому из них тех профессоров, слушание которых было бы для них наиболее полезно, сближением их с такими профессорами и своими личными советами. Кандидаты обязаны периодически доставлять руководителю отчёты о своих заня­тиях, а Пирогову надлежит пересылать их со своими заключениями в министерство.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19