Пирогов полагал закончить работу в короткий срок, но тема увлекала его, и состав­ление «Общей военно-полевой хирургии» за­тянулось. Сообщая министру о занятиях по руководству молодыми русскими учёными, Николай Иванович говорит о своём специаль­ном труде: «Занятия мои почти в течение целых 8 месяцев состояли преимущественно в составлении моей военной хирургии. Хотя этот труд и не может быть отнесён к испол­нению моих прямых обязанностей, но я считал окончание его нравственною обязанностью в отношении той науки, которой я занимаюсь с успехом более 35 лет моей жизни. Сидячая  жизнь в течение этих 8 месяцев так рас­строила моё здоровье, и без того не крепкое, что я после того едва мог оправиться через 4 месяца». «Впрочем,— добавляет Пирогов,— я не считаю потерянным и этого времени для исполнения моей прямой и официальной цели». И это, конечно, не было отпиской чинов­ника.

Выпустив свой труд на немецком языке, гениальный хирург поспешил ознакомить с ним врачей, читавших только по-русски. Так как отечественных издателей не находилось, то Головнин устроил через своего приятеля, министра финансов М. X. Рейтерна, ссуду в 2 500 рублей для издания книги. Только после этого военно-медицинское ведомство сооб­щило Николаю Ивановичу, что оно приобретет весь тираж русского издания. Таким образом, ссуда была казне возвращена.

Пирогов обработал текст и отпечатал книгу по-русски (часть I вышла в 1865 году, часть II — в 1866 году). В предисловии Нико­лай Иванович пишет: «В 1864 году я издал в Германии «Начала общей военной хирургии» на немецком языке. Моя книга нашла себе читателей. В 1865 г. я решился издать «Начала военно-полевой хирургии» и для русских врачей. Это не есть перевод с немецкого. С моей стороны было бы непростительно предлагать соотечественникам перевод, сделанный мной, и моей же книги. Напротив, немецкий текст есть перевод с русского. Материалы и все данные были составлены по-русски... Но для русских врачей я счёл необходимым дать моей книге вид руководства, и для этого из­ложил гораздо подробнее результаты, добытые современною хирургией других стран в послед­ние три войны». Благодаря министра просве­щения (в письме от 29 марта 1865 года) за содействие в издании книги, Пирогов заявляет, что для русских врачей он написал «несравнен­но более  обработанную и полнейшую» книгу.

«Я принадлежу к ревностным сторонникам рациональной статистики,— пишет дальше Николай Иванович в предисловии к «Началам общей военной хирургии»,— и верю, что при­ложение ее к военной хирургии есть несомнен­ный прогресс. Я уверен, что без учения об индивидуальности... невозможен и истинный прогресс врачебной статистики... По моим понятиям, эта наука сделается тогда только рациональною и приложимою (к практике), когда разъяснится, какую роль играет лич­ность больного в каждом данном случае...

Из моей книги (читатель) не может не убедиться, что я верю в гигиену. Вот где за­ключается истинный прогресс нашей науки. Будущее принадлежит медицине предохрани­тельной. Эта наука, идя рука об руку с госу­дарственною, принесёт несомненно пользу человечеству...

Я решился возобновить в памяти прошлые впечатления, разобрать скопленный и уже было заброшенный материал, напомнить и Европе, и русским врачам, что мы в Крым­скую войну не были так отставшими в науке, как это можно бы было заключить из нашего молчания...

Я назвал мою книгу «Военно-полевой хирур­гией» потому, что в ней говорится только о предметах, занимающих военного врача и в военное время». 

Рассматриваемая книга Пирогова сыграла огромную роль в истории развития военно-полевой хирургии XIX столетия. Даже для на­шего времени этот классический труд во мно­гом сохранил значение руководства в обста­новке войны для работников медицинской службы. Это удостоверил в начале Великой Отечественной войны 1941—1945 годов на­чальник Главного военно-медицинского управ­ления генерал-полковник медицинской службы Е. И. Смирнов. В своей книге «Вопросы орга­низации и тактики санитарной службы» в связи с  военно-полевой  практикой  в  районе действующей армии, он подробно разобрал военно-медицинскую доктрину Пирогова.

Эпиграфом к своему исследованию Е. И. Смирнов взял слова Николая Ивановича: «Почему мы так мало знаем о нашем прошлом, так скоро его забываем и так легко относимся к тому, что ожидает нас в ближайшем буду­щем?»

Свою книгу Е. И. Смирнов начинает заявле­нием, что «человек, считающий себя организа­тором санитарной службы, не может не знать истории возникновения и развития первой по­мощи на поле боя... Когда же мы обращаемся к истории прошлого, мы не можем пройти мимо знаменитых работ гениального русского хирурга Н. И. Пирогова. И каждый раз, когда вчитываешься в его труды, находишь в них много нового, много полезного для наших дней... Нельзя забывать указаний Н. И. Пиро­гова о том, что «судить о недостатках прошлого не трудно; гораздо труднее хорошо распоряжаться настоящим». Это обязывает организаторов военной медицины глубже и детальнее изучать прошлое русской санитар­ной службы для того, чтобы лучше распоря­жаться настоящим».

Своё учение о военно-медицинском деле Пирогов сжато изложил в двадцати пунктах, объединённых названием «Основные начала моей полевой хирургии» во второй части книги «Военно-врачебное дело» (1879 год). Рассмо­трев эти положения с современной точки зре­ния, генерал-полковник медицинской службы Е. И. Смирнов выясняет, что в них «остается действенным и поныне, что нуждается в по правках, что устарело и представляет только историческую ценность».

Первый пункт «Основных начал» Пиро­гова — знаменитый, всем известный, афоризм: «Война это травматическая эпидемия». «Со­ветский человек понимает,— пишет по этому поводу Е. И. Смирнов, — что война есть со­циальное явление, что война есть продолжение государственной политики другими средствами, что государственная политика является целью, а война —- средством для осуществления этой политики. Н. И. Пирогов в данном случае рассматривает войну с точки зрения хирурга, организатора военно-санитарного дела на театре войны. Действительно, война сопро­вождается «травматической эпидемией», кото­рая определяет содержание работы военной медицины. Однако такое заявление Пирогова в середине прошлого столетия, когда личный  состав армии погибал больше от эпидемиче­ских заболеваний, чем от огнестрельного ору­жия противника, следует признать прозорли­вым, далёким предвидением».

Приведя дальше цифры потерь разных армий в Крымскую, русско-турецкую и первую миро­вую войны, Е. И. Смирнов выясняет, что «Пирогов, выставляя это первое положение военно-полевой хирургии, преследовал одну цель: показать, что во время больших войн не будет хватать врачей, что представления о нормах больных на одного врача должны быть пересмотрены под углом зрения этой не­хватки». На основе опыта империалистической войны 1914—1918 годов и первого периода войны 1941—1945 годов, имея также в виду,что «современные войны ведутся массовыми армиями, мы вправе считать, что первый пункт основных положений Пирогова надо серьёзно учесть при организации санитарной службы военного времени».

Второй пункт пироговских «Начал» — о свойстве ран, о смертности и успехе лече­ния — имеет исключительное историческое зна­чение. В этом пункте на взглядах Пирогова отразилось состояние науки до введения анти­септики. Как было упомянуто выше и как будет показано дальше, Николай Иванович стоял на пути, которым значительно позже до­шёл до своего открытия Листер.

Третий пункт «Начал» — «Не медицина, а администрация играет главную роль в деле помощи раненым и больным на театре войны» — является аксиомой, которая всегда должна быть в памяти военно-полевого врача. «Трудно переоценить значение этого утвер­ждения для санитарного обеспечения современ­ных , войн», — пишет генерал-полковник меди­цинской службы Е. И. Смирнов, подчёркивая вместе с тем, что «это положение Н. И. Пиро­гова совершенно не означает, что администра­тор может не быть врачом или быть врачом, но профаном в медицине. Нет, оно имеет в виду медицински грамотного врача-организатора».

Главный хирург Советской Армии академик Н. Н. Бурденко также указывает, что эти слова Пирогова надо понять «не как отрица­ние медицинской работы, а как требование к администрации, чтобы были созданы условия для правильного использования врачебной работы в смысле  сортировки...  Пирогов  не смотрел на военно-полевую хирургию, как на хирургию, которая может довольствоваться более примитивными приёмами, чем хирургия клиническая. Наоборот, именно на войне тре­буется сугубо напряжённая работа хирурга в смысле гибкости, импровизации, находчивости и изобретательности, чтобы... помощь была оказана наиболее эффективно и наиболее совершенно».

Своё положение о преобладающем в усло­виях войны значении административной рас­порядительности военно-полевого врача Нико­лай Иванович много раз иллюстрировал худо­жественным описанием обстановки на пунктах первичной помощи раненым воинам. Яркие картины суеты, растерянности и в известной мере бесполезной работы врача в такой обста­новке даны в «Севастопольских письмах», в автобиографических набросках и в других произведениях Пирогова. Непревзойдённым является описание, данное в первой главе «Военно-полевой хирургии».

«Я убеждён из опыта,— пишет Николай Иванович,— что к достижению благих резуль­татов в военно-полевых госпиталях необхо­дима не столько научная хирургия и врачебное искусство, сколько дельная и хорошо учреж­дённая администрация. К чему служат все искусные операции, все способы лечения, если раненые и больные будут поставлены в такие условия, которые вредны и для здоровых?.. От администрации , а не от медицины зависит и то, чтобы всем раненым, без изъятия и как можно скорее, была подана первая помощь, не терпящая отлагательств... Представьте себе тысячи раненых, которые по целым дням пере­носятся на перевязочные пункты в сопровожде­нии множества здоровых; бездельники и трусы под предлогом сострадания и братской любви всегда готовы на такую помощь, и как не помочь и не утешить раненого товарища.

И вот перевязочный пункт быстро перепол­няется сносимыми ранеными; весь пол, если этот пункт находится в закрытом пространстве (как, например, это было в Николаевских казармах и в дворянском собрании в Севасто­поле), заваливается ими, их складывают с но­силок как ни попало; скоро наполняется ими вся окружность, так что и доступ к перевя­зочному пункту делается труден; в толкотне и хаотическом беспорядке слышатся только вопли, стоны и последний хрип умирающих; а тут между ранеными блуждают из стороны в сторону здоровые — товарищи, друзья и про­сто любопытные.

Между тем стемнело; плачевная сцена осветилась факелами, фонарями и свечами, врачи и фельдшера перебегают от одного ра­неного к другому, не зная, кому прежде помочь; всякий с воплем и криком кличет к себе. Так бывало часто в Севастополе, на перевязочных пунктах, после ночных вылазок и различных бомбардировок.

Если врач в этих случаях не предположит себе главной целью прежде всего действовать административно, а потом уже врачебно, то он совсем растеряется, и ни голова его, ни руки не окажут помощи. Часто я видел, как врачи бросались помочь тем, которые более других вопили и кричали, видел, как они ис­следовали долее, чем нужно, больного, кото­рый их интересовал в научном отношении, видел так же, как многие из них спешили делать операцию, а между тем как они оперировали нескольких, все остальные оста­вались без помощи, и беспорядок увеличивался всё более и более. Вред от недостатка распо­рядительности на перевязочных пунктах оче­виден: 1) Врачебная помощь разделена бывает неравномерно. Между тем как раненым, кото­рые больше других ноют, подаётся безотлага­тельная помощь, другие — не менее страдаю­щие, но переносящие боль с терпением, оста­ются долго без всякого призрения. 2) Безна­дёжным раненым, которым гораздо нужнее духовная, чем врачебная помощь, расточаются нередко медицинские пособия без всякой для них пользы, отнимая у врачей время и силы, которые могли бы быть употреблены с боль­шею пользою для других, еще подающих на­дежду к выздоровлению».

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19