Манифест о русско-турецкой войне 1877— 1878 годов был опубликован 12 (24) апреля 1877 года. Но еще в январе съехались в Кишинёв будущие руководители боевых операций и видные деятели военной меди­цины.

Вскоре знания и таланты Пирогова снова понадобились отечеству. Его просили отпра­виться на театр войны для осмотра госпиталей и ознакомления с постановкой военно-санитар­ного дела.

В октябре Николай Иванович приехал в ставку и сразу вошёл в работу. Он нашёл, что эвакуация прифронтовых лечебных учрежде­ний производится неправильно. Больные и ра­неные, которые могли скоро вернуться в строй, увозились в отдалённейшие местности. 

С. П. Боткин был на театре войны с Алек­сандром И, как его лейб-медик. В письмах к жене он сообщал о встречах с Николаем Ива­новичем в Болгарии. «Видим толпу врачей,— писал Боткин 13 (25) октября,— и я узнаю ста­рика Пирогова. Поцеловались мы с ним... Старик держал себя умно, скромно и не без так­та; мне показалось, что он за это время сильно постарел; впрочем, может быть, и устал». Результатом поездки Н. И. Пирогова на театр войны 1877—1878 годов явился его новый классический труд «Военно-врачебное дело», который во многом сохранил своё зна­чение до нашего времени. Особенно интересна пятая глава второго тома этого труда. Её содержание определяется подзаголовками, ко­торые приведу полностью: «Оказание помощи на перевязочных. Оценка способа Листера на перевязочном пункте. Подготовка раненых к транспорту. Гипсовые повязки глухие, оконные и съёмные. Оказание помощи раненым в транс-порте и в передовых госпиталях. Лечение огнестрельных переломов бедра и ран колена. Соединение способа Листера  с гипсовою повязкою. Гипсовая повязка и вытяжение. Кро­вотечение и перевязка больших артерий. Пере­вязка ран после вторичных операций. Подкож­ное впрыскивание, переливание крови и другие особенности лечения».

Вот что пишет Пирогов о методах лечения в военно-полевых госпиталях. «Ни на один способ лечения огнестрельных переломов бедра мы не должны исключительно полагаться; но и ни одного не должно упускать из вида... Убеждённый именно в необходимости соедине­ния различных способов при лечении перело­мов бедра и ран колена (как и вообще всех повреждений суставов), я и забочусь, главным образом, при постели больного о своевремен­ном и вместе одновременном приспособлении разных способов лечения... Не нужно только пренебрегать ни одним признаком».

Известно,какое большое значение приобрело за последние пятнадцать — двадцать лет перели­вание крови при лечении многих болезней/ особенно при лечений раненых воинов. В на­шей стране это дело широко поставлено в практическом отношении и очень высоко в научном. На международных конгрессах по вопросам трансфузии (например, в Риме в 1935 году) признана первенствующая роль советских учёных в разработке и усовершен­ствовании метода переливания крови — тех­ника, хранение, транспорт по воздуху и т.п.

Трансфузия вошла в медицинскую практику как один из основных лечебных методов только в начале текущего столетия. Во вре­мена Пирогова к этому делу подходили ощупью. Успешный исход переливания крови был явлением чисто случайным. Применялось оно редко — в самых безнадёжных случаях, когда больной всё равно считался обре­чённым.

Николай Иванович внимательно следил за опытами зарубежных врачей, сам применял трансфузию. Впервые встречается у него высказывание по вопросу о переливании крови в 1847 году. В заявлении Медицинскому совету от 1 апреля об открытом им новом способе анестезии, который «изменяет весь ход дела», Николай Иванович пишет о приборе, которым можно пользоваться при его способе: «снаряд, употребляемый мною для трансфузии крови».

В «Началах общей военно-полевой хирур­гии» (1865—1866 годы) Пирогов останавли­вается на лечении переливанием крови в связи с несколькими опытами. Приведя примеры неудачных трансфузий, Николай Иванович подчёркивает, что здоровье раненых улучши­лось после переливания крови, что смертные случаи после трансфузии имели место в «отчаянных случаях».

В дополнениях к «Началам» Пирогов пишет: «замечу, что ни в американской, ни в гол-штинской войне ни разу еще не было испытано переливание крови (курсив Пирогова) в пиэ­миях, следующих за травматическими крово­течениями, и в истощениях... Тем не менее недавние опыты... над животными доказы­вают, что переливанием крови в истощениях можно бы ещё было поддерживать жизнь... Можно принять, что переливание... предотвра­щает смерть. Самая же операция... безопасна».

В пятой главе второго тома «Военно-врачеб­ного дела» Николай Иванович подробно оста­навливается на опытах профессора С. П. Колом­нина, который во время войны 1877—1878 го­дов «прибегал несколько раз к переливанию крови в случаях отчаянного анемического истощения... непосредственно за ампутацией... Хотя из четырёх ампутированных, при перели­вании крови, ни один не остался в живых», но умерли они вследствие других причин. Один оправился именно благодаря переливанию крови, но умер «через месяц вследствие хро­нической септикемии».

Был ещё такой случай. «Раненный пулей в плечо, потерявший много крови... ослабел... до того, что считался безнадёжным. Ему сде­лана была трансфузия». Пирогов видел его в Ясском госпитале в сентябре 1877 года «уже с зажившими ранами, а через шесть недель... он отправлен выздоровевшим».

Из   заключительного  замечания  Николая, Ивановича видно, что он относился к перели­ванию  крови  положительно,  «Артериальная трансфузия в госпитальной практике тем без­опаснее  венозной,  что  она не  располагает к развитию пиэмий... Во всех  случаях  пере­ливания ни разу не было замечено особенных явлений со стороны сердца и лёгкого».     

В заключительной с границе «Военно-врачеб­ного дела» Николай Иванович пишет: «Поле­вая хирургия в настоящее время стоит на рас-путьи. С одной стороны ей предстоит... огра­ничить ещё более первичные операции и куль­тивировать выжидательно-сберегательный спо­соб лечения с его следствиями — вторичными операциями. С другой стороны для полевой хирургии открывается обширное поле самой энергической деятельности на перевязочном пункте... применение антисептического спо­соба в самом строгом значении слова. Выби­рать золотую середину... невозможно... Нельзя быть наполовину антисептиком. Чтобы достиг­нуть безупречного результата, надо и без­упречно действовать с момента нанесения раны... Стремление науки по этим двум... на­правлениям неизбежно и неотразимо».

О жизненности двух основных трудов Н. И. Пирогова в области военной меди­цины — «Начала общей военно-полевой хирур­гии» и «Военно-врачебное дело и частная по­мощь на театре войны в Болгарии 1877— 1878 гг.» — писал во время Великой Отечест­венной войны один из самых авторитетных специалистов, Главный хирург Советской Ар­мии академик Н. Н. Бурденко: «Как эти книги ярки и интересны в настоящее время. Они, действительно, являются ценным вкладом в мировую сокровищницу медицинских трудов и вместе с тем гордостью нашей обществен­ности». В годы войны эти труды великого русского учёного приобрели особенно важное значение как живое руководство к действию. Военно-полевых хирургов они привлекали «бо­гатством идей, своими мыслями, точными опи­саниями болезненных форм, исключительным организационным  опытом».

Жизнь Пирогова в Вишне шла налаженным порядком: лечение местных и приезжих боль­ных, уход за оранжереями и парниками, вы­езды на консультацию.  Оставалось  время  и для воспоминаний, для выяснения своего ум­ственного и нравственного развития, для раз­мышлений о сущности, жизни. 5 ноября 1879 года Николай Иванович завёл «Дневник старого врача», писанный исключительно для самого себя, но не без задней мысли, что мо­жет быть когда-нибудь прочтёт и кто другой. Название «Дневнику» дано было старое, знако­мое читателю шестидесятых годов, популяр­ное     в    либеральных    кругах — «Вопросы ЖИЗНИ».  

И содержание «Дневника» сходно с прослав­ленным трактатом о воспитании. Та же откро­венность суждений, смелость мысли, острота постановки вопросов. Наряду с этим — преж­ние мистические рассуждения о сущности бы­тия и назначении человека. Но теперь этот элемент усилился по многим причинам.

Трактат о воспитании писался в пору кипу­чей личной деятельности Пирогова. Эта дея­тельность была тесно переплетена с бурлящей жизнью страны  на  переходе  от  феодально-крепостнического к буржуазно-капиталистиче­скому строю. Некогда  было  заниматься  при­мирением  противоречий  между материалисти­ческим мышлением учёного-естествоиспытателя и   тысячелетним   традиционным   воззрением обывателя на природу и окружающий мир.

«Вопросы жизни» пятидесятых годов были опубликованы в момент высокого подъёма общественного самосознания, среди половодья русского возрождения. «Дневник старого врача» зародился в период упадка обществен­ного настроения. Интеллигенция испугалась грохота рушившихся устоев. Её возмущала жестокость злобного, старого в борьбе с новым, стремящимся в жизнь. Но вызывал также тре-вогу выход на арену истории трудовой массы, растущей численно, находящей идейных вож­дей. Часть интеллигенции искала отдыха в робком отгораживании от реальной действи­тельности, в создании анемичных планов все­общего примирения.

Всё это отразилось в автобиографии вели­кого учёного. Оно сильно проявилось в фило­софских размышлениях и социальных выска­зываниях Николая Ивановича. Имея в виду ознакомить будущего читателя со своим внут­ренним миром, с развитием своего сознания и «сменой своих мировоззрений», он старался избежать «тщеславия, рисовки и оригинальни­чанья». Но как только ему казалось, что он «схватил красную нить своего настоящего (по времени) мировоззрения», она терялась «в пу­танице переплетённых между собою сомнений и противоречий».

Поэтому в философской части «Дневника старого врача» много рассуждений о «беспре­дельном и вечном разуме, управляющем океа­ном жизни», о «силе жизни», которая «при­способила все механические и химические про­цессы к известным целям бытия», о «мистич­ности глаз всех животных, плотоядных и тра­воядных», о том, что «истинно-верующему нет дела до результатов  положительного знания».

Наряду с признанием гениальности Дарвина и его теории Пирогов заявляет, что не может «услышать без отвращения и перенести «и ма­лейшего  намека  об  отсутствии  творческого плана и творческой целесообразности в мироздании».

Пирогов в молодости был материалистом, но в дальнейшем  великий  ученый в своих рассуждениях о вере солидаризировался с наиболее   реакционными    дворянски-помещичьими кругами, поэтому он считал причиной образо­вания видов божественное начало. Этим путем гениальный анатом  дошел до таких  записей в «Дневнике» за январь 1881 года: «Я за предопределение.  По-моему,  все,  что  случается, должно было случиться и не быть не могло»; «веру я  считаю  такою психическою способностью человека,  которая  более всех других отличает  его  от  животных;  сомнение—вот начало знания; безусловное доверие к избран­ному идеалу— вот начало веры; нет нужды, если  он  будет  абсурдом»;  «истинно-верую­щему нет  дела  до  результатов положитель­ного знания». 'Заявив  далее,  что «в самых тайниках человеческой души рано или поздно. но неминуемо должен был развиться и, нако­нец, притти осуществленный идеал богочело­века»,   Пирогов   через   утверждение,   что «всеобъемлющая любовь и благодать святого  духа — самые существенные элементы идеала веры христовой», подходит к подробному рас­сказу о своем детстве. Эти любопытные, очень ценные с фактической стороны, воспоминания       Николая Ивановича прерываются известием об убийстве Александра II,  так сильно «потряс­шем» автора «Дневника», что он стал писать о «гнусной  шайке  злоумышленников,  о крамольниках и пропагандистах».

Подобные откровения примирили с Пироговьм, после его смерти, реакционеров всех цветов и оттенков. Стараясь использовать для своей тёмной пропаганды мистические рассуждения одряхлевшего учёного, они усердно ре­кламировали эту сторону содержания «Днев­ника старого врача», умалчивая о положитель­ных сторонах исповеди великого человека. Десятками статей и брошюр они засорили ог­ромную литературу исследований о научных трудах Пирогова, многочисленных воспомина­ний о его плодотворной общественно-меди­цинской и педагогической деятельности.

После «Военно-врачебного дела» вышло из печати при жизни Пирогова новое издание его «Хирургической анатомии артериальных ство­лов и фасций». Это классическое произведение переиздавалось несколько раз. В 1880 году профессор хирургии Медико-хирургической академии С. П. Коломнин обратился к Пирогову с предложением выпустить новое изда­ние его знаменитого труда. Николай Ивано­вич согласился, потребовав, чтобы авторский гонорар за книгу поступил в пользу нужда­ющихся студентов Медико-хирургической ака­демии.

В 1880 году газеты обошло известие о пред. стоящем пятидесятилетнем юбилее научной де­ятельности Николая Ивановича. Врачебная об­щественность решила отпраздновать это собы­тие, 

Установили точную дату юбилея. Торжество было назначено на май 1881 года в Москве, где родился Пирогов. От медицинского фа­культета, где Николай Иванович получил пер­воначальное образование, приезжал в Вишню в марте профессор Н. В. Склифосовский. Он пригласил Николая Ивановича на юбилейное торжество от имени Московского универси­тета и московского городского управления.

В воспоминаниях об этой поездке Н. В. Скли­фосовский писал, что Москва не хотела ни­кому уступить чествования Пирогова: «Он ей принадлежал и по рождению, и по образова­нию, наконец, по тем особенностям его вели­кого и могучего духа, в которых сказывался в нём воистину русский человек». Целый день провел Склифосовский в Вишне. Беседовали о биологии, физиологии, хирургии, о других на­учных вопросах, о событиях общественной жизни. Николай Иванович проявил при этом «необычайную свежесть блестящего и острого ума, почти юношескую бодрость духа». Была «увлекательна его объективная критика и тро­гала искренняя сердечность».

В дни юбилея все выходившие в России пе­чатные издания, частные и официальные, спе­циальные и общие, уделяли много места статьям о Пирогове. В печати появились об­щие характеристики его, воспоминания об от­дельных моментах его жизни, воспроизводи­лись портреты, печатались тексты поднесённых ему адресов, сообщалось о стипендиях, учреж­давшихся учёными обществами и отдельными лицами. Все европейские учёные общества и университеты прислали юбиляру адреса и дип­ломы на звание почётного доктора.

Родной город Николая Ивановича поднёс ему звание почётного гражданина Москвы. Большинство русских университетов давно из­брали его почётным  членом. Академия наук ещё в 1846 году почтила Николая Ивановича званием члена-корреспондента, тогда еще ка­федры медицинских наук для действительного члена академии в ней не было.

В день приезда в Москву, при встрече на вокзале, Николай Иванович произнёс неболь­шую речь. Этот день напомнил ему «дорогое, отдалённое время», когда по возвращении из-за границы он «мечтал служить России» в своём родном городе. Но московская ка­федра была занята другим лицом. Пирогов «сделался бездомным скитальцем и, хотя не жил в Москве, но сердце всегда стремилось к ней».

На торжественном обеде в университете Ни­колай Иванович произнёс большую речь, в ко­торой вспоминал годы своего студенчества. «Но не подумайте, — говорил он, — что я, по обычаю старых людей, намерен восхвалять перед вами прошлое и отдавать ему преиму­щество перед настоящим. Нет, напротив, склад моего ума не позволяет мне смотреть на пред­меты и события с односторонней и личной точки ярения. Относясь более объективно к про­шлому и к настоящему, я не могу не отдать предпочтения последнему... Вы видите перед собою человека прошлого времени, стоящего в дверях вечности, который смело вас одуше­вляет надеждою и провозглашает благоден­ствие будущему».

Заключительный день юбилейного торжества был омрачен усилением предсмертной болезни Николая Ивановича. Потеряв за год до того последний коренной зуб правой верхней че­люсти, он отказывался вставить искусственные зубы. На месте выпавших зубов стала разви­ваться язва, которую Пирогов заметил в начале юбилейного года, но не придал ей тогда особенного значения. В Москве было устроено совещание крупнейших отечественных хирур­гов. Они признали злокачественность новообразования и предлагали немедленно удалить последнее. Тогда они считали это своевремен­ным, высказывая уверенность в успешном ис­ходе операции.

Жена  Пирогова  возражала  против  этого. Она  решила обратиться  за  советом к зарубежному  специалисту.  Прямо  с  юбилейного праздника увезли Пирогова в Вену — к знаменитому хирургу Бильроту. Последний спокойно и уверенно сказал, что болезнь не серьёзная, скоро пройдёт без хирургического вмешательства. После смерти Николая Ивановича Бильрот заявил в печати, что он сразу устано­вил характер болезни, но считал, что больной за 70 лет, с явными признаками начинавшегося маразма в теле и с катарактами на обоих гла­зах не перенесёт операции. Тем более, что и операция не помогла бы: болезнь была неизле­чима. Бильрот был уверен, что «в данном слу­чае он не получил бы благоприятного резуль­тата», но ему «хотелось изменить взгляд боль­ного на сущность» недуга и приободрить его. Весь обратный путь в деревню Пирогов про­вёл весело, в шутках и воспоминаниях молодости. «Из убитого и дряхлого,— рассказывает его спутник доктор С. С. Шкляревский,— он опять сделался бодрым и светлым». Но скоро истинный характер болезни выяснился и для самого Пирогова. «Он, очевидно, вполне знал своё безвыходное положение, — писал Шкляревский,— видеть Николая Ивановича, говорить с ним о роковой болезни его — было чрезвычайно тяжело».

Несмотря на это, Александра Антоновна по­везла мужа летом 1881 года на одесский лиман, где он купался и был осаждаем много­численными бедными больными.

В одну из своих обычных прогулок в Вишне, в сентябре, Николай Иванович простудился и слёг. С этого времени началась для него борьба между жизнью и смертью. Но и теперь он продолжал вести свой «Дневник». В конце октября перо выпало из рук Пирогова. Он на­ходился в агонии до самой кончины, последо­вавшей в 8 часов 45 минут вечера 23 ноября (5 декабря) 1881 года.

Газеты и журналы, русские и зарубежные, снова печатали статьи, заметки, воспомина­ния, снимки, относящиеся к жизни и деятель­ности Пирогова. В Вишню прибыли депутаты, присылались венки. Вдова Николая Ивановича решила похоронить его тело в церкви, которую выстроила в Вишне. Был сооружён временный склеп, и в него опустили 24 января 1882 года (ст. стиля) гроб с телом Пирогова. Предварительно тело было набальзамировано доктором Д. И. Выводцевым. Оно сохранялось в гробу, под стеклянной крышкой, много деся­тилетий. По решению 1-го Всеукраинского съезда хирургов профессор хирургии Н. К. Лысенков совместно с комиссией врачей осмотрел останки Пирогова в октябре 1926 года. В опи­сании этого осмотра сообщается, что тело Пирогова  в  общем  сохранено  хорошо.  Лицо его в гробу, под стеклом, имеет сходство с из­вестными портретами Николая Ивановича.

По Инициативе генерал-полковника медицинской службы Е. И. Смирнова, после войны в усадьбе Н. И. Пирогова Вишня, при селе Шереметка, Винницкой области, Украин­ской ССР, учреждён музей имени великого русского учёного — основоположника военно-полевой хирургии. Усадьба была передана в ведение Главного военно-медицинского управления Вооруженных Сил СССР.

После смерти Пирогова было создано не­сколько учёных медицинских и педагогических обществ в столицах и в провинции его имени. В дореволюционное время в Петербурге, а в советскую эпоху — в Ленинграде и Москве устраиваются ежегодно в ноябре торжествен­ные заседания. Такие же заседания устраи­ваются и в других городах СССР. В начале апреля 1948 года состоялось в Ленинграде тысячное заседание хирургического общества Пирогова, открывшего свою научную деятель­ность вскоре после кончины гениального учё­ного  

 Советский научный мир, весь советский на­род чтит память выдающегося деятеля нашей Родины, русского учёного. В период Великой Отечественной войны особенно выявилась жиз­ненность военно-медицинской доктрины Н. И. Пирогова. Подчёркивая глубокую веру Пирогова в силу и прогресс науки, в великую силу и. мощь нашего народа, академик Н. Н. Бурденко писал в дни войны, что совет­ская военно-полевая хирургия, использовавшая традиции, завещанные Николаем Ивановичем, доказала спою зрелость при обслуживании нашей родной доблестной и непобедимой Советской Армии. Тогдашний начальник Главного военно-санитарного управления армии генерал-полковник медицинской службы Е. И. Смир­нов писал в одной из своих руководящих статей:

 «Наша Родина дала миру выдающихся лю­дей во всех областях человеческой деятель­ности, особенно в области военных наук, в об­ласти организации победы над врагом. Наша Родина дала миру Н. И. Пирогова, знание военно-медицинских трудов которого необходимо для каждого военного врача, чтобы с честью выполнить долг перед Родиной».

 Советская научная общественность творчески разрабатывает наследие Пирогова в многочисленных монографиях и статьях.

Литература:

1.С.Л. Штрайх “Николай Иванович Пирогов”.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19