Для укрепления позиций государства в мире наилучшим выходом является уступка части суверенитета: это подтверждает пример Евросоюза. Растущее число международных организаций, в рамках которых странам приходится делиться своим суверенитетом, служит хорошим доказательством желания государств упрочить свое положение за счет выгод, получаемых от объединения.
Преждевременно говорить о том, что на смену суверенным государствам придет некое глобальное общество без территории, границ с единым гражданством для всех. Практически все главные акторы мировой политики (как государственные, так и негосударственные) заинтересованы в сохранении status quo. Сложность современного мира требует комплексного понимания суверенитета, отличного от прежних. В ближайшем будущем более вероятно появление новых форм международных отношений, не отвергающих государственный суверенитет, а сосуществующих с ним.
Если принять утверждение о девальвации ценности национального государства, то неизбежно встает вопрос, что же приходит на смену национальным образованиям. В последнее время много сторонников находит идея всемирной империи, глобального управления, либо разрозненного сетевого государства.
Впервые понятие «сетевого государства» было введено М. Кастелльсом в работе «Информационная эпоха: экономика, общество и культура». Хотя сетевые структуры существовали уже в Новое время (сетевые экономики Голландии и Великобритании, сети коммерции, дипломатии и военной разведки), но они назывались другими словами, кроме того, Вестфальская эпоха не оставляла места каким бы то ни было акторам помимо государств. Сейчас знания и информация становятся ключевыми источниками производительности и конкурентоспособности любой экономики. Новая инновационная экономика организована вокруг информационных сетей, не имеющих центра, и основана на постоянном взаимодействии между узлами этих сетей. Образуется всемирное информационно-финансовое пространство, транснациональные корпорации входят в союзы с мегаполисами и образуют структурные узлы сетей, рынок становится также сетевым. Сетевой принцип организации активно внедряется в практику бизнеса, неправительственных организаций и гражданских структур. При опережающем развитии глобальных сетей пространственные пределы и ограничения для различных государств на контакты (с другими державами или же разнообразными мировыми структурами) могут привести к ограничению контроля с их стороны за собственными территориями и ресурсами. Так, в силу применения новых информационных технологий (прежде всего, Интернета), государство теряет контроль не только над огромными денежными потоками, но и над своим населением, поскольку Интернет стал горизонтальной средой всемирной коммуникации.
По мнению автора, проект сетевого государства не выдерживает критики. Это проявляется в: 1) завышении институциональной роли сетей в обществе и в жизнедеятельности самого государства. Сетевым как общество, так и государство может быть лишь частично, кроме того, сетевая организация, горизонтальная по существу, лишена вертикальной онтологии, и в этом аспекте соперничать с государством по степени устойчивости не может; 2) неспособности сетей к снятию противоречий, возникающих в ходе глобального управления. Так, для разрешения конфликтных ситуаций сетевые структуры должны быть основаны по преимуществу на принципе консенсуса и исходить из того, что все члены «сети» имеют схожие представления об основных проблемах и о методах их решения, а при дефрагментации структуры и разобщенности сетевых центров консенсус будет весьма затруднен; 3) невозможности сетевого управления осуществлять общественный надзор и отсутствии ясных критериев ответственности.
Без идеализации «сетевого фактора» в более реалистичных проектах в качестве сетевой организации управления миропорядком предлагаются сети, состоящие из государств и создающиеся самими государствами. Сетевая власть становится новой формой суверенитета, пришедшей на смену вестфальскому. В качестве ее основных компонентов выступают ведущие национальные государства во взаимодействии с наднациональными институтами, крупнейшими транснациональными корпорациями и другими силами. Именно сетевая организация обеспечивает взаимодействие государственных институтов различных стран. Во многих случаях союзы государств решают проблемы, которые были непосильны этим государствам порознь.
Видение трансформации государства в качестве империи является противоположным утверждению о распаде государства на разрозненные сетевые ячейки.
Что же касается Российской Федерации в целом и Москвы в частности, необходимо отметить, что имперская идея оказала большое влияние на формирование внешнеполитического образа нашей страны, поскольку Россия выступила государством - продолжателем традиций сверхдержавы - СССР на международной арене. В целом, образ России-империи основывается как на исторических и геополитических компонентах, так и на эмоциональных и социокультурных.
В современной общественно-политической мысли наблюдается возврат к интеллектуальным проектам, обосновывающим необходимость и призывающих к возрождению России как главного участника международных отношений и лидера на евроазиатском пространстве. Можно констатировать, что большинство «неоимперских концепций», основывающихся на видении особой роли и ответственности России, имеют отношение, как к глобальным, так и региональным внешнеполитическим приоритетам (постсоветское пространство, Евразия).
Одной из интерпретаций глобализации является давление евроатлантической цивилизации на другие, формирование однополярного мира во главе с единственной сверхдержавой США. Эта точка зрения стала одной из доминирующих благодаря статье Ф. Фукуямы «Конец истории». Согласно ей, на роль полноправного субъекта международных отношений претендует лишь одно государство – Соединенные Штаты, причем это только ему присущи все определения классического Вестфальского суверенитета. Американские политологи пытаются оправдать гегемонию тем, что американский мир более справедлив, чем любая из воображаемых альтернатив.
Несмотря на признаваемое многими исследователями наступление «эпохи США», реальность оказывается гораздо многограннее, и международная система не стоит на месте, она бросает все новые и новые вызовы гегемону, среди которых тенденции к регионализации и «устойчивой» многополярности, ярое неприятие политики США в группе стран Ближнего Востока и ряде Европейских стран, ухудшение экономической ситуации в самих Соединенных Штатах и др.
Более 15 лет Россия находится между политическими «полюсами» современного мира, пытаясь восстановить утраченное с распадом СССР влияние. Мировые интеграционные процессы вновь привлекают исследователей к анализу роли географического фактора в международных отношениях. В частности, А.Г. Дугин, признавая недееспособность государства-нации, говорит о рождении суверенитета в новых «больших пространствах», «империях». И в этом вопросе он отводит большую роль Российской Федерации как центру альтернативного атлантизму нового «большого пространства», поскольку Россия, расположенная в центре Евразийского континента, представляет собой с геополитической точки зрения Европу, как континентальный блок. Будущее миропорядка А.Г. Дугин видит в «многополярной глобализации», «глобализации больших пространств», которое подразумевает сближение стран с единой цивилизационной основой. Объединение Европы в Маастрихте явилось первым сигналом появления Европы как целого и самостоятельного организма, претендующего на то, чтобы вернуть себе историческое значение и геополитический суверенитет.
В ходе исследования доказано, что глобальный геополитический план по воссозданию «большого пространства Евразии» вступает в противоречие с современными тенденциями мировой организации. В этой ситуации необходима разработка статуса Российской Федерации как ядра Содружества Независимых Государств, дальнейшее развитие Единого экономического пространства и Евроазиатского экономического сотрудничества, укрепление собственного авторитета в других международных организациях, а также участие в создании новых пространств в отношениях с ЕС, ШОС. Важным шагом является начавшееся в РФ укрупнение регионов, которое не только положительно повлияет на укрепление федеративных связей, а в перспективе позволит адекватно и оперативно управлять и Россией, и всем российско-евразийским большим пространством.
Несмотря на большое количество интеллектуальных проектов для России, обнаруживается отсутствие какой бы то ни было национальной идеологии. Попытку выработать национальную стратегию предпринял В.Ю. Сурков в своей статье «Национализация будущего». Понятие «суверенная демократия» внедряется в политическую лексику с середины 2006 г. Автор дает определение российского варианта модели суверенной демократии - «это концепция, которая предполагает создание в России демократического государства, сохраняющего независимость во внешних и главенство во внутренних делах».
В термине «суверенная демократия» сочетаются два понятия, относящиеся к принципиально разным сферам жизни государства: понятие «суверенитет» обычно применяется к государству как субъекту международных отношений, а «демократия» олицетворяет форму политической власти. Сочетание приоритетности сразу двух политических целей демократии и суверенитета очень актуально для нашей страны.
Для обеспечения эффективности демократии и реальности суверенитета России необходимо, во-первых, укреплять демократические институты, во-вторых, обеспечить рост конкурентоспособности страны. Решение этих задач позволит России сочетать и развивать подлинную демократию с подлинным суверенитетом, что и будет означать формирование реальной суверенной демократии. Необходимо учитывать, что концепция суверенной демократии не запирает нашу страну от процесса глобализации. России нужно научиться эффективно обменивать собственный суверенитет на участие в глобальных процессах, так как это делают американцы: США отдают очень мало своего суверенитета, но получают за это огромные прибыли от участия в глобальных процессах. Поэтому параллельно с прописыванием теории суверенной демократии необходимо создать концепцию управления обменом суверенитета на глобальную роль. Российская Федерация заинтересована в сохранении национальных суверенитетов другими государствами. Сохранение системы суверенитетов как основы существования государств является дополнительным защитным механизмом для сохранения национальной идентичности, культуры, традиций и независимости, основанной на демократических ценностях.
Теория российской суверенной демократии стала попыткой концептуального ответа на вызовы цветных революций и демократии 90-х годов. Россия должна вести активную внешнюю политику: в том числе заключать мощные политические союзы с зарубежными державами и развиваться в рамках большой зоны свободной торговли. При этом главные интересы нашей страны должны сосредотачиваться в пространстве СНГ, что не должно восприниматься как попытки восстановления имперского статуса России и насаждения своей воли.
Необходимо поставить вопрос о том, могут ли национальные интересы России быть реализованы в условиях отказа от суверенитета в международных отношениях. Иными словами, может ли страна, признающая объективной потерю или ограничение своих суверенных прав, создать благоприятные внешние условия для решения внутриполитических задач.
К основным выводам можно отнести следующие:
- во внешней политике России и Москвы завершается этап формирования основных стратегических направлений внешнеполитической деятельности. Завершен этап безоговорочного некритичного принятия точки зрения авторов современного миропорядка на мировую политику;
- со стратегической точки зрения выстраивается система приоритетов во внешней политике: от партнерских отношений с США (преодоление на компромиссной основе базовых противоречий при сохранении самостоятельного взгляда на пути развития мирового сообщества);
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12
