Формирование внешней политики Таджикистана происходило с опозданием и более медленно, чем у других государств Центральной Азии. Руководство республики сознавало, что «Таджикистан... находится в стадии постконфликтного мирного строительства»[69] и нуждается, прежде всего, в элементарном налаживании мирной жизни и выходе на путь преодоления глубочайшего в регионе экономического спада. Гарантии поддержки сложившегося по итогам межтаджикского мирного урегулирования хрупкого равновесия сил и сохранения территориальной целостности республики могли исходить только от России. Зависимость центрального правительства от России означала сохранение дистанции по отношению к Ташкенту и способность противостоять мало предсказуемому развитию событий в Афганистане и тем самым способствовала становлению государственности в Таджикистане. По мере укрепления позиций режима Рахмонова политика Таджикистана на международной арене стала носить более сбалансированный и самостоятельный характер. Либеральный экономический курс и необходимость привлечения иностранных инвестиций способствовали развитию торгово-экономических и политических отношений со странами Запада, в том числе и Соединенными Штатами.
Своеобразием отличалась внешняя политика Туркменистана. Республика обладает четвертыми по величине в мире запасами природного газа и значительными нефтяными ресурсами. Основной задачей внешней политики Ашхабада стала организация экспорта газа и нефти, доходы от которого призваны были существенно повысить жизненный уровень немногочисленного населения республики и обеспечить стабильность режима президента С. Ниязова. Зависимость Туркменистана от трубопроводной системы России ограничивала реализацию экспортных возможностей республики. Варианты строительства трубопроводов через Иран, Афганистан и Пакистан и по дну Каспия, через Азербайджан в Турцию обозначили основные направления внешней активности Туркменистана в 1990-е годы[70], но уже в 2007 году Туркменистан сделал выбор в сторону России. Так, президенты России, Казахстана и Туркмении по итогам майского саммита 2007 года поручили правительствам своих стран "до 1 сентября подготовить и подписать соглашение" о сотрудничестве трех государств в строительстве Прикаспийского газопровода. Об этом говорится в подписанной В. Путиным, Н. Назарбаевым и Г. Бердымухаммедовым совместной Декларации о строительстве Прикаспийского газопровода[71].
Согласно документу, в соглашении "в том числе будут предусмотрены разработка технико-экономического обоснования, основные характеристики и сроки осуществления проекта, совместные обязательства по созданию благоприятных условий для его экономически эффективной реализации, а также определены уполномоченные организации". Президенты также поручили правительствам трех стран "обеспечить реализацию с уполномоченными организациями проекты строительства Прикаспийского газопровода на основе разработанного технико-экономического обоснования со второго полугодия 2008 года с учетом положений соглашения", которое правительства должны подготовить к 1 сентября[72].
В Декларации указано, что президенты основывались на совместном заявлении глав Казахстана, России, Туркменистана и Узбекистана 1 марта 2002 года. Они также "придают большое значение углублению взаимовыгодного сотрудничества в газовой отрасли" и намерены "развивать мощности по транспортировке туркменского природного газа, в том числе в соответствии с соглашением между РФ и Туркменистаном о сотрудничестве в газовой отрасли от 10 апреля 2003 года, а также казахстанского природного газа"[73]. Инициатором строительства нового газопровода вдоль Каспия в 2003 году выступил прежний президент Туркмении С. Ниязов.
Трубопровод, стоимость строительства которого оценивалась тогда в 1 млрд. долларов при пропускной способности 30 млрд. кубометров, предлагается провести вдоль каспийского побережья – 360 км по туркменской территории и еще около 150 км по территории Казахстана с тем, чтобы состыковаться с существующим газопроводом Средняя Азия – Центр в пункте Александров Гай на казахстанско-российской границе. В настоящее время туркменский, узбекский и казахстанский газ экспортируется в основном по газопроводу Средняя Азия – Центр, запущенному еще в 1967 году. Его ежегодная мощность не превышает 50 млрд. куб м, в то время как РФ уже в этом году намерена в рамках 25-летнего соглашения с Туркменистаном купить 60 млрд. куб м, а к 2025 году довести ежегодный объем закупок до 80 млрд[74]. В этой связи проект строительства прикаспийского газопровода стал еще более актуальным. Кроме того, он будет способствовать планам Туркмении и Казахстана диверсифицировать пути поставок природного газа на мировые рынки.
Туркменистан является вторым после России производителем и экспортером газа на постсоветском пространстве. По официальным данным, потенциальные запасы газа составляют 22 трлн. м3 (5-е место в мире). За первое полугодие 2006 году добыто 33,68 млрд. м3, из них поставлено в РФ около 21 млрд. м3. В 2007 году планируется добыть 71,1 млрд. м3 газа. Республика имеет амбициозные планы к 2030 году добывать ежегодно 250 млрд. м3 газа. Замминистра промышленности и энергетики Андрей Реус перед визитом Путина в Туркмению сообщил журналистам, что в 2007 – 2009 годах Россия будет закупать до 50 млрд. м3 туркменского газа: "В 2007, 2008, и возможно в 2009 годах, мы получим около 50 млрд. м3", – сказал он. Реус сообщил, что к 2028 году Россия может получать до 90 млрд. м3 газа из Туркмении[75].
Обеспечить Туркменистану свободу внешнеполитического маневра и выбора экономических партнеров должны были концепции «постоянного нейтралитета» и «открытых дверей»[76]. Нейтральный статус означал неучастие в вооруженных конфликтах, неприсоединение к военным и военно-политическим союзам. Западными наблюдателями нейтралитет Туркменистана воспринимался преимущественно как «серьезный политический шаг по выводу страны из сферы российского влияния»[77]. Нейтралитет, однако, позволял Туркменистану поддерживать на высоком уровне торгово-экономические связи с Ираном и, во второй половине 1990-х годов, сотрудничать с пришедшим к власти в Кабуле исламским движением «Талибан». Развивая отношения с южными соседями и Турцией, Туркменистан смог одновременно устраниться от участия в попытках создания системы коллективной безопасности в постсоветской Центральной Азии под эгидой России и не попасть под влияние усиливающегося в военно-политическом отношении Узбекистана[78].
Основными целями внешней политики Узбекистана стали укрепление независимости и суверенитета республики и политическое преобладание в Центральной Азии. Внешнеполитические амбиции Ташкента подкреплялись рядом факторов: самым большим в регионе населением, наличием в соседних странах крупных узбекских диаспор или районов компактного проживания узбеков, «центральным» географическим положением (Узбекистан граничит со всеми республиками постсоветской Центральной Азии и Афганистаном и отделен их территориями от России, Китая и Ирана). Республике удалось избежать обвального экономического спада, достичь к середине 1990-х годов самообеспечения энергоресурсами и создать боеспособную национальную армию, самую сильную в регионе.
Ташкент заявил об ответственности Узбекистана за всех этнических узбеков и включил в военную доктрину тезис о возможности применения вооруженных сил за пределами республики. Президент И. Каримов провозгласил «лозунг о едином Туркестане», ядром которого, несомненно, призвана была стать «самая социально и экономически развитая страна в регионе» – Узбекистан[79]. Со второй половины 1990-х годов Каримов неизменно противодействовал политике России в регионе, а его выступления и работы изобиловали предостережениями об опасностях «великодержавного шовинизма» и «реанимации старой имперской системы»[80]. Ташкент также в целом успешно противостоял угрозе исламского экстремизма и поддерживал стабильность во взрывоопасном районе Ферганской долины. В результате распространенный на Западе образ страны с жестким авторитарным режимом и многочисленными нарушениями прав человека был заслонен репутацией Узбекистана – регионального «оплота стабильности», самостоятельно стоящего на пути радикального ислама и наркотрафика[81].
Таким образом, формирующиеся национальные интересы и внешнеполитические цели центрально-азиатских государств были, таким образом, весьма различны и зачастую противоречили друг другу. Однако общим для правящих кругов всех пяти стран было стремление диверсифицировать внешние связи, чтобы расширить пространство внешнеполитического маневра и укрепить суверенитет и независимость своих республик. Несмотря на выбор различных путей экономических преобразований, все новые независимые государства Центральной Азии нуждались в росте экспортных поступлений, расширении импорта и привлечении иностранных инвестиций и технологий. Можно согласиться с кыргызским политологом и дипломатом А. Джекшенкуловым, говорящим о «стратегии интеграции стран Центральной Азии в мировое сообщество» как о единой для региона[82], если понимать «интеграцию» в широком смысле слова и учитывать наличие нескольких вариантов такой стратегии.
Изучение процессов на южном фланге СНГ будет неполным без учета влияния на него ситуации в Афганистане. Особенно большое воздействие испытывают три граничащие с ним страны – Таджикистан, Узбекистан и Туркменистан. Вызвано это, во-первых, протяженностью границ. Так, граница Афганистана с Таджикистаном протянулась на 1309 км, с Узбекистаном – на 156 км, а граница с Туркменистаном составляет 854 км[83].
Вторым обстоятельством, определяющим близость указанных центрально-азиатских стран к их южному соседу, является то, что упомянутая граница разделяет родственные народы. На северо-востоке Афганистана в долинах рек Панджшер и Саланг компактно проживают представители второй по численности народности этой страны – таджиков. Афганский Горный Бадахшан населяют около 100 тысяч памирцев (памири), которых часто называют горными таджиками и считают субэтнической группой, но которые на самом деле являются несколькими самостоятельными народностями (рушанцы, шугнанцы, ишкашимцы и другие), родственными соответствующим народностям Республики Таджикистан. Центральные районы Северного Афганистана вдоль границ с Узбекистаном занимают 1,5 – 2 млн. узбеков (около 9 % населения Афганистана), а его северо-западные районы у границы с Туркменистаном – до 500 тыс. туркмен[84].
Отсюда историческая, культурная и языковая общность народов по обе стороны границы. Сближению способствует и сохранение семейно-родственных связей. В 1920-е гг. около 0,5 млн. жителей Восточной Бухары бежали в Афганистан[85]. В результате только среди узбеков к концу 1970-х годов насчитывалось 250 тыс. эмигрантов из советской Средней Азии и их потомков.
Указанные обстоятельства усиливали влияние событий в Афганистане на южный фланг СНГ, прежде всего на Таджикистан и Узбекистан. Рассмотрим подробнее обстоятельства и характер этого воздействия.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19
