По российским лицензиям в Индии было налажено и производство артиллерийских орудий, в частности 125-мм танковых и 130-мм самоходных пушек с увеличенной дальностью стрельбы. Большой интерес у индийских специалистов вызвали и самоходные гаубицы "Мста-С" на базе российских танков Т-72, лицензионное производство которых давно налажено в стране. Потребность армии исчисляется примерно в 600 машин данного класса, однако при этом, видимо, потребуется перейти с российского стандартного калибра 152 мм на западный 155 мм. В качестве вероятных конкурентов отечественной технике выступают прежде всего подлежащие сокращению в Европе американские гаубицы М109А5 (всего до 450 ед.).
На вооружении сухопутных войск к настоящему времени состоят 80 российских реактивных систем залпового огня БМ-21 "Град" и 240-мм БМ-24 "Ураган". В 1995 г. индийские специалисты провели серию огневых испытаний национальной РСЗО "Пинака" с дальностью действия 40 км, что, однако, не снимает интереса Индии к более мощным отечественным системам "Смерч" (70-80 км) производства Мотовилихинского ПО (Пермь), входящего в группу "Сплав". Эти системы прочно удерживают мировое первенство в своем классе и в жесткой конкуренции с американскими MLRS выиграли конкурс на поставки в армию Кувейта после войны в Заливе.
К началу 90-х годов в Индию было поставлено или произведено по лицензии свыше 2 тыс. танков Т-55 и Т-72М. После 1994 г. выпуск последних по финансовым соображениям был временно прекращен, однако после 1996 г. продолжен. Вместе с тем в печати появились сообщения о якобы предполагаемом контракте на поставку 200-300 подержанных танков Т-72 из Словакии. В этой связи отказ России от поставки в Пакистан такого же количества Т-80У в силу особых отношений с Индией представляется, мягко говоря, нелогичным. Появившиеся в январе 1998 г. сообщения об интересе индийских военных к танку Т-90 'Черный орел" с современным электронным оборудованием может означать сохранение традиционных связей и в этой области.
Неудачей российского ВПК. видимо, следует признать его неучастие в программе создания новейшего индийского танка "Арджун". Контракты на поставку используемых в нем отдельных узлов и технологий достались западноевропейским фирмам (в частности. двигатель будет поставляться немецкой фирмой "Моторен унд турбинен", ЭВМ - испанской "ЭНОСА"). Тем не менее практически весь парк бронетранспортеров и боевых машин пехоты Индии представлен российскими образцами и уже ведутся переговоры о поставках в страну новейших БМП-З. Подписание контракта сдерживается лишь разногласиями по вопросу форм оплаты.
Лучше обстоят дела с закупками российских вертолетов для армейской авиации. Несмотря на производство на национальных предприятиях машин легкого и среднего класса "Читах" и "Читак" (на базе французских SA-315 "Лама" и SA-316 "Алуэтт III"), а также разработку легкого многоцелевого LTH индийская сторона проявила интерес к модифицированным образцам многоцелевых вертолетов Ми-17. Для развития парка боевых вертолетов, представленного 20 российскими Ми-25 и 20 Ми-35, изучается вопрос о его пополнении как машинами уже ранее закупленных образцов, так и принципиально новыми, прежде всего Ми-28 и Ка-50 (хотя, похоже, цена последнего отпугивает потенциальных покупателей).
Еще в начале 80-х годов перед индийским ВПК, основу которого составляли и составляют государственные предприятия, была поставлена задача добиться максимального самообеспечения вооруженных сил страны национальными образцами вооружения и военной техники. Однако уже к началу 90-х стало понятно, что добиться этого не удастся прежде всего из-за необходимости строго экономить государственные средства для общего повышения эффективности национального хозяйства, укрепления его конкурентоспособности на мировых рынках и внедрения новых высоких технологий гражданского назначения. Негативное влияние на проведение НИОКР в интересах вооруженных сил оказало и значительное превышение их реальной стоимости над плановой. Так, истинная стоимость программы разработки основного боевого танка "Арджук" оказалась выше предполагаемой почти в 13 раз, новых ракетных комплексов - вдвое, истребителя LCA -почти в 4 раза. В результате общее число проектов разработки собственных новых военных технологий уже к началу 90-х годов было сокращено почти втрое - с 989 до 373. Для преодоления создавшегося положения предполагается постепенно увеличивать долю оборонного бюджета, расходуемую на НИОКР - с 5 до 10% в 2000 г. и 15-29% в 2005 г.
На долю иностранных образцов вооружений и военной техники приходится подавляющая часть боевых самолетов индийских вооруженных сил, до 50% танков, БМП и ЗРК, 60% артиллерийских систем, до 90% боевых кораблей основных классов. Вероятнее всего. подобное соотношение сохранится еще достаточно долго. Возможно, это не вполне устраивает индийскую сторону, но с учетом взаимодополняемости национальных хозяйств наших двух стран создает хорошие предпосылки для военно-технического и экономического сотрудничества, сохранения рабочих мест и повышения темпов технологического развития российской и индийской экономик.
Несмотря на многочисленные переговоры по этому вопросу и декларируемую готовность устранить давний источник напряженности в отношениях между крупнейшими торговыми партнерами [12], стороны не могут достичь компромисса по западному и восточному участкам границы, которые в 1962 г. стали фронтами китайско-индийской войны, обернувшейся, несмотря на свой локальный характер, колоссальным унижением для Индии.
В настоящее время Китай не признает индийский суверенитет над штатом Аруначал-Прадеш, называя эту территорию «Южным Тибетом» (в 1986 г. преобразование Северо-Восточного пограничного агентства в штат Аруначал-Прадеш вызвало очередное обострение китайско-индийских отношений и всплеск числа пограничных инцидентов).
Китайские власти выдают жителям Аруначал-Прадеш для въезда в Китай не стандартные визы, а прикрепленные к паспортам листы, как бы подчеркивая этим, что те не являются гражданами Индии, и визы им не нужны. В 2009 г. резкую критику китайского МИДа вызвал визит премьер-министра Индии Манмохана Сингха в Аруначал-Прадеш накануне выборов в местное законодательное собрание. Китай также пытался заблокировать предоставление Индии кредита Азиатского банка развития, поскольку часть этого кредита предназначалась на нужды развития Аруначал-Прадеш.
Проблема Таванга представляет собой особый компонент в споре вокруг восточного сегмента китайско-индийской границы. До сих пор в экспертной среде ведется дискуссия о причинах столь агрессивных китайских претензий на Таванг. Если одни аналитики полагают, что этот район не имеет особого стратегического значения, то другими отмечается, что через него проходит кратчайший путь из Тибета на территорию Индии, который в случае конфликта позволит китайским войскам максимально быстро ворваться в долину Брахмапутры и перерезать т.н. «коридор Силигури» – узкую полосу территории, соединяющую северо-восточные штаты с основной территорией Индии.
В числе причин китайско-индийского спора называется и наличие в Таванге крупнейшего буддистского монастыря (помимо прочего, это самый большой буддистский монастырь в Индии). Этот объект имеет значение как с точки зрения развития туризма, так и в связи с тибетской проблемой.
В настоящее время основными прихожанами монастыря являются монпа – этнос сино-тибетской языковой семьи, который Китай считает частью тибетского культурного ареала.
При этом существует вероятность, что рождение новой реинкарнации Далай-ламы будет зафиксировано именно в окрестностях Таванга, как это уже имело место в XVII веке, когда там родился единственный на сегодняшний день индийский Далай-лама, монпа по этнической принадлежности. Подобное развитие событий было бы крайне нежелательно для Китая, стремящегося поставить избрание тибетских духовных авторитетов под свой контроль и тем подорвать тибетское национальное движение. Переход Таванга под китайский контроль устранил бы негативную для Китая вероятность.
Кроме того, отмечается, что разыгрывание Индией тибетской карты может являться своего рода ответом на заметное укрепление китайских позиций в Непале, традиционно считавшемся сферой влияния Индии. Премьер-министр Непала от Коммунистической партии Непала (маоистской) Прачанда (ушел в отставку в 2009г.), стремясь ослабить давнюю зависимость страны от внешнеполитического патроната Индии, вопреки традиции, совершил первый зарубежный визит не в Индию, а в Китай. В дальнейшем этот вектор был усилен большим числом других визитов и недвусмысленными практическими шагами. В частности, в Катманду были пресечены антикитайские демонстрации тибетских эмигрантов, а в столичном индуистском храме Шивы индийские священнослужители были насильственно заменены непальскими (в дальнейшем последнее решение было отменено).
Ситуация на восточном участке границы осложняется и многочисленными пограничными инцидентами, причем сообщения о многих из них впоследствии опровергаются как ложные. Несмотря на это, в июне 2009 г. власти Индии приняли решение об отправке на восточную границу в Аруначал-Прадеш дополнительных сил в количестве 25-30 тыс. чел. и эскадрильи истребителей Су-30 (18 самолетов), хотя особо отмечается, что это наращивание сил «не носит агрессивного характера».
Обстановка на другом – западном – участке китайско-индийской границы также далека от спокойной. Китай удерживает территорию Аксай Чин, через которую проходит стратегическое шоссе 219, соединяющее Тибет и Синьцзян. В 1963 г. союзником Китая – Пакистаном – китайской стороне была передана часть территории Кашмира, граничащая с Аксай Чином. В данном случае уже китайский суверенитет оспаривается Индией.
Вместо стандартных виз китайские власти выдают жителям индийской части Джамму и Кашмира отдельные листы, играющие такую же роль, что и в случае с Аруначал-Прадеш, – непризнание за Индией суверенитета над Кашмиром. Кроме того, подобная позиция дополнительно сближает Китай с Пакистаном.
Значимость Пакистана для КНР определяется созданием в провинции Белуджистан на берегу Аравийского моря портового города Гвадар, в возникновении которого важнейшую роль играл китайский капитал. Гвадар является не просто крупным инвестиционным проектом, поскольку китайская сторона планирует связать этот порт с территорией Синьцзяна железной дорогой, нефте- и газопроводом, что позволит повысить энергетическую безопасность уязвимых западных районов КНР и укрепить позиции Китая как участника торговли в ЦентральнойАзии.
Порт Гвадар, связанный по суше с Синьцзяном, позволяет сократить для следующих в Китай грузов (в первую очередь, углеводородов) морской путь в Индийском океане, где стратегические линии коммуникаций в случае потенциального конфликта могут быть легко перерезаны индийским или американским ВМФ. Кроме того, сырьевые грузы и товары, выгруженные в Гвадаре и пущенные в Китай уже по суше, избегают необходимости следовать через Малаккский пролив, где весьма высока угроза нападения пиратов.
Несмотря на нестабильность в Белуджистане и гибель там нескольких китайских инженеров, Китай намерен и впредь присутствовать в регионе, хотя из-за кризиса был, к примеру, заморожен проект строительства в Гвадаре нефтеперерабатывающего завода.
Китайское присутствие в Гвадаре вызывает озабоченность у Индии. Последняя военно-морская доктрина Индии (2004 г.) провозглашает создание мощного ВМФ и господство в Индийском океане важнейшей составляющей национальной безопасности и неотъемлемым условием повышения политического статуса Индии в мире, поэтому иностранная активность в данной акватории становится вызовом индийскому доминированию.
При этом китайские проекты в Индийском океане воспринимаются многими в Индии как составные части т.н. доктрины «нитки жемчуга», в соответствии с которой Китай должен опоясать Индию цепью военно-морских баз в Индийском океане, создать ей стратегический противовес в регионе и защитить свои интересы, связанные с транспортировкой грузов и другими экономическими сюжетами.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17