Всякое позитивное знание имело право на существова­ние лишь как средство для иллюстра­ции теологических истин. На этом фоне процветали различные мистиче­ские представления, заменяющие и вытесняющие рациональное знание.

Достаточно сказать, что даже в 17 в., в период подъема материалистиче­ской философии и опытного естест­вознания, не только сохранялась вера в колдовство, но и борьба с ним являлась одной из важных функций государственных судебных органов. Известный французский судья А. Реми (первая половина 17 в.) гордился тем, что ему удалось приговорить к сожжению около 900 колдунов и колдуний.

И все же Средневековье не было шагом назад в культурном развитии народов Западной Европы, прошед­ших за этот период путь от племен­ных отношений до развитого феода­лизма и создавших своеобразную культуру, во многом противоречивую и неприемлемую для потомков, но все же достаточно высокую для того, что­бы послужить фундаментом для по­следующего развития.

Кругом уже вырастали города: в Италии, Южной Франции, и в Рейне возродились из собственного пепла староримские муниципии; в других местах, особенно внутри Германии, создавались новые города; все они были обнесены для обо­роны стенами и рвами, их крепости были гораздо более неприступными, чем дворянские замки... За этими стена­ми и рвами развилось средневековое ремесло... накопля­лись первые капиталы, возникла потребность взаимного общения городов друг с другом и остальным миром...».

Несомненный экономический и технический про­гресс, достигнутый средневековой Европой, обеспечил развитие ремес­ла, торговли и рост городов. Не позд­нее 8 в. народы Европы создали на­циональную письменность, приспо­собив латинский алфавит к своим диалек­там. Деятели средневековой культу­ры оставили крупные памятники литературы, архитектуры, философ­ской, юридической и экономической мысли. Появились элементы буду­щего преодоления и разрушения идеологической монополии церкви.

Подобно тому, как это было на Востоке и в Западной Европе, горожане стали классом, который воплотил в себе дальнейшее развитие производства и обмена, просве­щения, социальные и политические учреждения.

В эту эпоху в городах стал возрождаться древнеримский институт городских врачей, которые  стали назы­ваться «городскими физиками».

В связи с частыми вспышками эпидемий издаются специальные «регламенты», в которых излагаются обяза­тельные мероприятия против заноса и распространения заразных болезней. Прокаженных, например, которые во множестве появились в Европе уже после первого кресто­вого похода, в города не допускали. У городских ворот ставили привратников для задержания больных проказой. В сельских местностях прокаженных обязывали предупреждать о своем появлении звуками трещотки, рога, колокольчика 3.

В крупных городах, прежде всего портовых (Венеция, Генуя), приходят к мысли об учреждении «карантинов» («сорок дней») в целях предупреждения заноса заразы матросами, крестоносцами и разным бродячим людом; учреждается должность «попечителя здоровья» в портах. Эпидемии заставили организовать зачатки противоэпиде­мической службы. Вместе с тем возникает и светское (нецерковное) медицинское образование.

Потребности городской жизни дик­товали новые методы познания дей­ствительности:   опытные — вместо умозрительных, критические и ра­циональные — вместо слепой веры в авторитеты.

Под личиной теологической направленности на­чало развиваться и опытное знание. Петр Пилигрим (9 в.) первый про­водил экспериментальное изучение магнетизма, Р. Гроссетест (около 1168— 1253) опытным путем проверял ре­фракцию линз. Оккам (W. Ockham, около 1285—1349), последовательный борец с папизмом, стал родона­чальником схоластического номина­лизма, который в эпоху Средневековья «...вообще является первым выраже­нием материализма» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2-е изд., т. 2, с. 142); в области естествозна­ния ему принадлежат гипотезы, пред­шествовавшие открытию законов тя­готения, инерции и небесной меха­ники. Буридан (J. Buridan, около 1300-1358) и Орезм (1320—1382) выступили с критикой аристотелев­ского учения о движении и тем са­мым проложили путь для преобразо­вания Галилеем (G. Galilei) динами­ки; Луллий (R. Lullius, около 1235— около 1315), первый европейский алхимик-экспериментатор, много сде­лал для обоснования роли химии в медицине и других областях знания.

Вместе с тем все исследования средневековые ученые проводили исключительно с теологическими це­лями. Даже такой смелый мыслитель, как Бэкон (R. Bacon, около 1214— около 1292), один из первых открыто призывавший к изучению природы опытным путем, предсказавший по­явление моторных судов, автомоби­лей, летательных аппаратов и химической науки, которая «учит, как открывать вещи, способные продлить человече­скую жизнь», все же полагал, что научное знание — «лишь часть, на­ряду с откровением, совокупной муд­рости, которую следует созерцать, ощущать и использовать на службу богу». Однако сама мысль о целе­сообразности опыта в познании до­статочно прочно укоренилась в пред­ставлениях средневековых ученых. Они передали ее своим ученикам, которые на основе возрождения тради­ций античности стали применять метод своих учителей исключитель­но для целей познания окружающего мира. Отрицая Средневековье как век догматики, уничижения лично­сти и умозрительного теоретизирова­ния, они усвоили все то позитивное, что создала средневековая культура. И в этом смысле при всех контрастах и   противоречиях  средневековой культуры ее преемственная связь с культурой Возрождения и Нового времени несомненна: она подгото­вила тот грандиозный качественный скачок в культурном развитии чело­вечества, с которого начинается летосчисление современной науки.

Однако в области медицины и медико-санитарного дела Средневековье в целом не вне­сло ничего нового. Анатомо-физиологические представления   Галена, искажен­ные в духе догматов христианства, считались высшим достижением чело­веческого разума. При этом вера в непогрешимость древних была столь высока, что даже наглядно наблюдаемые факты, если они проти­воречили текстам древних, счита­лись «наваждением» и не принима­лись во внимание.

Галилей в «Диало­ге о двух главнейших системах мира» приводит примечательный рассказ о некоем философе-схоласте, который, находясь у анатома, препарировав­шего животное, увидел, что нервы исходят из мозга, а не из сердца, как учил Аристотель, и воскликнул: «Вы мне показали все это так ясно и ощутимо, что если бы текст Ари­стотеля не говорил обратного, а там прямо сказано, что нервы зарожда­ются в сердце,— то необходимо бы­ло бы признать это истиной». В тече­ние 10 веков анатомия практически не изучалась. Анатомирование чело­веческих трупов было запрещено. Лишь в 1238 г. Фридрих II разрешил профессорам Салернской мед. школы вскрывать для демонстрации один труп в 5 лет. В 1241 г. было разрешено вскрытие трупов с судебно-медицинскими целями.

Первое судебно-медицинское вскры­тие произвел в 125 г. в Болонье известный хирург Саличето (G. Saliceto, Salicetti, 1201—1277); в 1302 г. судебно-медицинское вскрытие было произведено в Польше. В 1316 г. профессор Болонского университета Мондино Луцци (Мопdino de Luzzi, 1275—1326) издал учебник по анатомии, пытаясь заме­нить им анатомический раздел «Канона врачебной науки» (см.). Сам Мон­дино имел возможность вскрыть толь­ко два трупа, и его учебник состоял в основном из текстов, почерпнутых из плохого перевода Галена. Тем не менее книга Мондино более двух веков была университетским посо­бием по анатомии, по ней учился А. Везалий. Только в 14—15 вв. от­дельные университеты начали получать раз­решение на анатомические демонст­рации: обычно разрешалось вскры­вать не более одного трупа в год.

Широкое распространение полу­чили мистические представления. Звездочеты и колдуны, гадалки и кликуши успешно конкурировали с врачами. Более того, многие врачи пользовались их средствами и приемами.

Талисманы и гороскопы, магические заклинания и мистиче­ские поверья использовались в лече­нии любых болезней. Летучая мышь, убитая ровно в полночь и высушен­ная, считалась лучшим противозача­точным средством. Безоговорочно признавалось, что корень мандраго­ры кричит по ночам человеческим го­лосом и помогает от падучей, что судьба человека, его здоровье и воз­можность излечения в случае болез­ни зависят от расположения светил на небесном своде.

Астрология и кабалистика — наследие Древнего Ва­вилона и Халдеи — обрели в средне­вековой Европе как бы вторую роди­ну. Во многих европейских университетах были созданы кафедры астрологии. Средневековые правители содержа­ли придворных астрологов (эта долж­ность считалась высокой и почетной в придворных кругах). Врач, не сле­дующий духу и букве астрологии, был так же редок, как священник, сомневающийся в истинности симво­лов веры и догматов Священного писания.

По поводу астрологических уста­новок считалось пристойным даже спорить с древними. Так, Арнальво де Вилланова оспаривал положение Галена о том, что на здоровье чело­века в основном влияют планеты; он считал, что в возникновении и течении болезней определяющее зна­чение имеют созвездия, а Луна «по­винна» лишь в возникновении эпи­лепсии. Не только в астрологических календарях, но и в мед. трудах опи­сывалась связь функции и пораже­ния органов и частей тела с движе­нием определенных планет и расположением созвездий (от Сатурна за­висело состояние правого уха, селе­зенки, большой берцовой кости, пле­ча и мочевого пузыря; от Юпитера — состояние легких, печени и стоп; от Марса — левого уха, кровеносных сосудов и половых органов и т. д.). Четыре сока организма также под­чинялись небесным телам. На осно­вании расположения созвездий оп­ределялось наиболее благоприятное время для кровопусканий, приготов­ления лекарств и их приема. Например, таблетки считались наиболее дейст­венными, если они приготовлены во время наибольшего сближения Юпи­тера и Сатурна; прием слабительных средств считался противопоказан­ным, если Луна находилась в созвез­дии Овна, Козерога или Тельца.

Определяющую роль в медицине и медико-санитарном деле играла церковь. В 6 в. при западноевропейских монастырях начинают создаваться первые боль­ницы-богадельни: в 6 в.— в Ли­оне, в 529 г.— в Монте-Кассино, в 651 г.— в Париже, в 794 г.— в Лон­доне, около 1000 г.— в Сен-Бернаре.

Идея создания стационарных учреж­дений при монастырях для лечения больных и призрения стариков и инвалидов была заимствована, по-видимому, из Византии. Однако пер­вые монастырские больницы Западной Ев­ропы по уровню лечения и ухода за больными существенно  уступали больницам Византии и араб. Востока. Если не считать Салёрно, где ко вре­мени открытия госпиталя имелась корпорация врачей, лечебная помощь в этих больницах оказывали монахи, медицинская подготовка которых была крайне недо­статочной. По мнению многих исто­риков медицины, монахи лечили главным образом «постом и молитвой», хотя не исключено, что в монастырских больницах использовались и рациональ­ные средства, почерпнутые из народ­ной медицины и работ античных авторов. При монастырях стали складываться медицинские школы, подготовка в которых, по мнению В. Розанова (1936), первона­чально ограничивалась обучением методам оказания первой помощи при ранениях и ухода за ранеными и больными.

В 9—10 вв. общий уровень про­свещения в Западной Европе повы­шается. Учреждаются крупные со­борные школы в Шартре, Реймсе, Йорке и других городах для подго­товки высшего духовенства, появля­ются светские школы — дворцовая школа Карла Великого, высшая шко­ла в Type (796), основанная извест­ным просветителем раннего средне­вековья Алкуином (Alcuin, около 735— 804), и другие.

На базе соборных и круп­ных светских школ возникли университеты в Париже (1215), Болонье (1158), Оксфорде (12 в.), Падуе (1222). Кемб­ридже (1209), Неаполе (1224), Саламанке (1218), Монпелье (1289), Пра­ге (1348), Кракове (1364) и других городах. Сама идея университета — высшей общеобразовательной  школы — не была новой. В период эллинизма про­тотипами университетов были Афинская ака­демия и Александрийский музейон, в средние века высшие школы име­лись в Константинополе и странах мусульманского мира.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10