Эти резкие в первый год войны нападки не только крайних элементов либеральной партии, но и умеренных, и даже кое-кого из юнионистов, по-видимому, не поколебали общественного мнения. Великая торговая (mercantile) нация — Англия — не любит, чтобы поднимали слишком большой шум вокруг денеж­ных скандалов или по поводу смешения политики с коммерче­скими аферами. В Англии существует как бы тайный сговор прессы и партий, обязывающий затушевывать подобные дела. Пробуры перенесли свою полемику на другую почву: они стали апеллировать к гуманным чувствам британцев и здесь имели гораздо больший успех. Мы уже говорили, что в конечном итоге южно-африканская война не отличалась жестокостью. Мы пока­зали, что если власти и принимали репрессивные меры, то впо­следствии они ослабляли или отменяли их. Не была ли эта сдержанность в отношении репрессий результатом филантро­пической оппозиции? В октябре 1900 г. по распоряжению лорда Робертса было сожжено много ферм. В Англии это выз­вало бурю негодования; в ноябре лорд Роберте опубликовал другой циркуляр, который строжайшим образом определял, в каких случаях допускается разрушение ферм. В концентра­ционных лагерях, где в середине 1901 г. содержалось 60 тыс. буров, создалось ужасающее положение из-за скверной пищи, плохих гигиенических условий и скученности. Средняя смерт­ность составляла около 117 на 1 тыс., а в Блумфонтейне она поднималась до 383,15. Детская смертность доходила в среднем до 500 на 1 тыс. «Комитет долой войну!», а также «Комитет прими­рения» воспользовались этим, чтобы снова заявить о своем суще­ствовании. Был организован фонд помощи заключенным в кон­центрационных лагерях, на месте произведено было обследо­вание. Дело закончилось большими дебатами в парламенте. Военный министр, защищая систему концентрационных лаге­рей и, ссылаясь для оправдания их дурной организации на ряд смягчающих вину обстоятельств, обещал осуществить необ­ходимые реформы. Он согласился даже на содействие филантро­пов, разоблачивших это зло. Таким образом, даже тогда, когда обличители концентрационных лагерей вызывали недовольство в обществе и озлобление большой прессы, к ним все же относи­лись терпимо. В конечном итоге это пошло только на пользу стране. Завязались дружеские отношения между некоторыми англичанами и противниками английского господства в Южной Африке, и эти дружеские узы ускорили примирение, когда на­ступил момент для заключения мира[16].

       Сторонники правительства упрекали пробуров, оттягивав­ших, по их мнению, момент заключения мира тем, что своими протестами они поощряли врагов Англии и создавали постоянные затруднения военным властям в Южной Африке. Пробуры отри­цали это, заявляя, что единственный способ ускорить оконча­ние войны — как можно скорее начать переговоры либо с не­приятельскими военачальниками в Южной Африке, либо с пре­зидентом Крюгером. Что предлагали они в качестве основы для переговоров? Наиболее радикально настроенные продолжали упорно требовать независимости для обеих республик. На этой точке зрения стояли люди, подобные старому радикальному журналисту Лабушеру, патриарху пуританского радикализма сэру Уилфриду Лаусону и Леонарду Куртней, грубоватому чудаку, который, поссорившись 15 лет назад с либеральной партией по вопросу об ирландском гомруле, ссорился теперь с юнионистами из-за англо-бурской войны. Но так далеко заходили лишь немногие. Ллойд Джордж постарался не связывать себя требованиями, которые в дальнейшем могли бы привести к отрицательным для нег последствиям, так 4 июля 1901 г. в палате общин Ллойд Джордж говорил: «Я прошу указать хотя бы одну речь, произнесённую либеральным членом парламента, представляющим британский избирательный округ…, в которой предлагалось бы окончательно капитулировать перед бурами или восстановить полностью их независимость»[17]. Это свидетельствует, о том, что Ллойд Джордж в первую очередь высказывался против методов ведения войны в Южной Африке, а потом уже о её целесообразности.

       С начала 1901 года и Ллойд Джордж энергично включился в кампанию по разоблачению варварских методов. 18 февраля, выступая в парламенте, он осудил унич­тожение бурских сел и репрессии против женщин и детей. В июне он снова клеймил систему концентра­ционных лагерей. В другой речи Ллойд Джордж ука­зывал: «Барьер мертвых детских тел подымется меж­ду англичанами и бурскими расами»[18]. Валлийский депутат призывал поскорее закончить войну путем пе­реговоров и уступок. На средства нескольких богатых квакеров он купил газету «Дейли ньюс», превратив ее в рупор «левых» либералов. Впрочем, как раз в это время «левые» стали смыкаться с «центром» — при голосовании резолюции Ллойд Джорджа 17 июня 1901 года 70 либералов поддержали ее, а 50 дру­гих воздержались. Таким образом, депутат от Кэр­нарвона выдвинулся в число ведущих деятелей пар­тии. В июле 1901 года влиятельная газета «Шеффилд индепендент» констатировала; Ллойд Джордж  яв­ляется «движущей силой партии».

       В конце 1901 года он дерзко принял приглашение выступить в цитадели чемберленовцев Бирмингеме. В этом городе насчитывалось немало предприятий, ра­ботавших на войну. Сравнительно высокие заработки населения позволяли пропагандистской машине импе­риалистов поддерживать джингоистские настроения даже среди части рабочих.

       18 декабря в городском зале Бирмингема собралось около 7 тысяч человек. Толпы шовинистов заполнили прилегающие улицы и площади. Появление Ллойд Джорджа на трибуне было встречено шквалом выкри­ков и оскорблений. На сей раз ему не удалось заста­вить себя слушать, и он ограничился тем, что продик­товал текст речи секретарю и нескольким журнали­стам. Тем временем собравшиеся у здания хулиганы начали штурм, требуя выдачи Ллойд Джорджа и его единомышленников. События в Бирмингеме вызвали отклики всей британской прессы. Теперь уже не осталось сомнений, что Ллойд   Джордж   превратился в «национальную фи­гуру». За ним закрепилась репутация человека, прав­долюбие   которого   граничило с   головокружительной дерзостью. Именно такой человек нужен был на политической арене Великобритании, который мог противостоять старой закоренелой консервативной линии Кабинета.

       Либерал-империалистов волновал вопрос о послевоенном устройстве буров. Они считали, что достижение полного господства в Южной Африке возможно путём соглашения между англичанами и бурами и установления английского контроля над этими районами. Они выступали за предоставление бурам полной амнистии и денежной помощи для восстановления разрушенного хозяйства[19].

2. Дипломатические отношения Англии в начале ХХ века.

2.1 Англо-французские отношения. Соглашение 1904 г.

       В начале 1900 г. французское правительство приняло решение проводить в Марокко активную политику с тем, чтобы извлечь выгоду из бурской войны и эта политика противостояла политики Англии, так как Англия не желала, чтобы какая-нибудь держава обосновалась в Танжере и во всей северной части Марокко.

       Французские выборы в мае 1902 года привели к власти вместо националистической партии, которая занимала шовинистические взгляды республиканскую партию, которая враждебно относилась к милитаризации и войне, что позволило пойти на сближение Франции и Англии, тем более что после окончания войны в Южной Африке Англия не хотела ввязываться снова в какие-то ни было военные авантюры. К тому же в Марокко Англии нужны были только свободный доступ для ввоза её товаров и нейтралитет Танжера, поэтому Англия вполне могла предоставить свободу действий Франции, обеспечив себе выполнение обоих этих условий.

       С 12 декабря 1902 года начались постоянные переговоры между французским и английским правительствами на разных уровнях по решению проблемных и спорных вопросов. В этот период после объявления таможенного протекционизма Англией привело к фактическому разрыву отношений с Германией, что способствовало сближению с другими более подходящими странами.

       В начале мая король Эдуард прибыл в Париж. Обыкновенно эту поездку считают началом сближения между Францией и Англией. В действительности же поездка эта была последствием сближения,  над   которым уже в течение   полугода работали правительства, — теперь требовалось лишь освятить его пуб­личной   манифестацией.   Это   было   как   нельзя   более   есте­ственно. Король Эдуард посетил королей Португалии и Италии. Почему же он должен был избегать посещения французской территории? А раз уж он находился во Франции, то зачем ему было избегать встречи  с главой  ее правительства? Впрочем, французское общественное мнение было в то время еще столь враждебно настроено по отношению к Англии, что этот визит представлялся рискованной затеей. Вначале, в первых числах марта,   предполагалось,  что   встреча   президента   с   королем состоится на Ривьере: Париж, где все еще царили националисты, казался слишком опасным. Но король Эдуард, не желая раз­делять опасений Кэ-д'Орсэ, заявил, что хочет прибыть «как можно более официально» в самую столицу Франции. Вероятно, от него самого первоначально исходила идея визита. Возможно, что именно он и сыграл  решающую роль в ноябрьском  повороте, Хотя в течение первых 2 лет своего правления он, соблюдая строгую верность политике дружбы с Германией, тем не менее, союз с Францией был мечтой его юности, а его личные отно­шения с императором Вильгельмом нередко становились исклю­чительно плохими, и поэтому ему было легче, чем многим другим, примкнуть к новому течению английского общественного мнения. С этого момента англо-французское сближение становится делом его  рук. Прием, оказанный ему в Париже в мае, был сначала холодным, но вскоре   приобрел   сердечный   характер. Когда король отплыл обратно в Англию, лед был сломан. По обе сто­роны Ламанша заметно устали от политики колониальных аван­тюр и нетерпеливо стремились покончить со старыми спорами. В июле в Лондон прибыл президент Лубе в сопровождении своего министра иностранных дел: ему был оказан очень теплый прием. В октябре было подписано соглашение о том, что обе державы обязуются  передавать  на  рассмотрение  Гаагского трибунала все вопросы, по которым они не сумеют прийти к соглашению дипломатическим   путем с той оговоркой, что соглашение это не  распространяется на  вопросы,  затрагивающие жизненные интересы, независимость и честь обеих держав. Таким образом, наконец, осуществилась мечта, которую с 1900 г. лелеяли некоторые английские друзья мира  во главе с сэром Томасом Барклеем. В течение долгого времени они сталкивались с вра­ждебным  отношением английского  посольства   в  Париже   и с иронией  лорда Солсбери, Форин  офис объявлял теперь во всеуслышание, что переговоры по всем, не разрешенным ещё   колониальным вопросам   протекают   благополучно.   Эти переговоры закончились соглашениями, подписанными 8 апреля 1904 г. и сразу изменившими всю дипломатическую ситуацию в Европе.

       По этим соглашениям вопрос о рыбных промыслах в Ньюфаундленде, давно уже служивший яблоком раздора между обоими правительствами, был в основном разрешен в пользу Англии; французские рыбаки лишались права сушить рыбу в той части побережья, которую называли French Shore (французским берегом). Как бы в компен­сацию, Франция получала порт на реке Гамбии, в судоходной ёе части, острова Лос, находящиеся против Слонового бе­рега, и существенное исправление границ в области, расположен­ной между рекой Нигер и озером Чад. Франция и Англия дого­ворились   относительно   раздела   Сиама   на   сферы   влияния. На Новых Гибридах был установлен кондоминиум. Англия при­знала за Францией право на установление таможенных пошлин на Мадагаскаре. Но самое важное соглашение касалось Египта и Марокко.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7