Можно ли сказать, что эта продолжительная война послу­жила полезным уроком для тактиков и стратегов? Во время этой войны впервые был применен бездымный порох. Были сделаны интересные выводы об условиях атаки в современной войне, об опасности яркой военной формы, о необходимости маскировки, об устарелости традиционной атаки сомкнутыми колоннами. С другой стороны, буры доказали европейским генеральным штабам возможность использования тяжелой артиллерии не только для защиты укрепленных пунктов, но также и для манев­ренной войны в поле. Продолжительность военных действий, значительные размеры введенных Англией сил – всё это не должно вводить нас в заблуждение относительно истин­ного характера южно-африканской войны. Эта война предста­вляла собой всего лишь партизанскую войну, хотя и очень большого масштаба. Безусловно, после того как мир пережил две мировые войны, мы не можем считать, что англо-бурская война была массовой по своим размахам, конечно, нет, но и сбрасывать со счетов гибель десятков тысяч людей мы не имеем право, так как убийство одного человека это уже есть сигнал подумать всему человечеству, пострадал ли он по необходимости или эту гибель можно было предотвратить. 

       Но вместе с тем это была война гораздо более трудная, чем представляли себе те, кто на континенте Европы критико­вал британскую стратегию. Лорд Китченер применял как раз те способы, которыми только и можно было справиться с его неуловимым врагом. В первую очередь перед ним стояла задача обеспечить сообщение по железным дорогам, пересекавшим огром­ные территории, где каждый фермер был либо вооруженным врагом, либо шпионом. На расстоянии 2 тыс. ярдов один от другого были сооружены из камня и железа блокгаузы с бойни­цами для стрельбы, и это, в конце концов, сделало железные дороги неуязвимыми. Генералам было предоставлено право уничтожать фермы и жилые дома всюду, где они сочтут это необходимым по стратегическим соображениям; их обитатели – мужчины и жен­щины – интернировались в обширных концентрационных лаге­рях, где их должны были содержать за счет английских властей и под их наблюдением до тех пор, пока буры не сложат оружия. Разрушение жилищ применялось в двух случаях: когда фермера изобличали в вооруженной помощи противнику или когда ферма, расположенная по соседству с железной дорогой, могла быть ис­пользована бурами для нападения на железнодорожный путь, хотя бы и без согласия владельца и даже в том случае, если он был вне всяких подозрений. Для того чтобы наложить руку на противника, который скрывался после каждого нападения, Кит­ченер придумал так называемые «облавы». Кордон «ездящей пехоты» оттеснял на расстоянии нескольких сот кило­метров всех вооруженных буров на определенный участок, обне­сенный с одной стороны изгородью из колючей проволоки. Бежать оттуда было невозможно, и запертым таким образом бурам оставалось на выбор: сдаться или умереть.

       Не проходило недели, чтобы английской публике не сооб­щали о захвате 400–500 пленных. Даже допуская, что буры будут продолжать войну до тех пор, пока последний из них не будет убит или взят в плен, можно было все-таки с почти мате­матической точностью вычислить тот день, когда Англия ока­жется победительницей – это было только вопросом денег и вре­мени. Но этот метод не заключал в себе ничего героического. Сопротивление буров в несравненно большей степени пленяло во­ображение[12]. Президент Крюгер находился в Европе и старался вы­звать сочувствие общественного мнения континента к бурам. Буры до самого конца надеялись, что со стороны какой-нибудь из евро­пейских держав последует предложение о посредничестве, и эта надежда, несомненно, способствовала тому, что их сопротивление продолжалось дольше, чем это было целесообразно с военной точки зрения. Президент Оранжевого свободного государства Стейн оставался в Южной Африке для поддержания антианглий­ского настроения. Он в течение 2 лет находился на положении вооруженного бродяги на той самой территории, которой он некогда мирно управлял. Оба генерала первого периода войны сошли со сцены: Жубер умер, а Кронье был взят в плен. Но появились новые люди. Луи Бота в восточной части Трансвааля, Деларей на западе и неутомимый и вездесущий Христиан Девет изумляли мир рядом непрерывных, хотя и мелких, но смелых действий. Два раза буры вторгались в Капскую колонию, два раза жители Кейптауна узнавали, что неприятель был замечен на берегах Атлантического океана. 6 марта 1902 г., через 29 меся­цев после объявления войны, генерал Метуэн был захвачен врасплох войсками Деларея и вынужден был сдаться вместе со своими солдатами, за исключением тех, кому удалось спастись бег­ством. Это произошло в 300 км от Претории.

       Как водится, обе стороны, обменивались обвинениями в упо­треблении разрывных пуль, в расстреле раненых, в дурном обращении с пленными. Это не должно вводить нас в заблужде­ние. В действительности никогда еще война не отличалась столь малой степенью жестокости. Следует ли это приписывать, как-то делают некоторые английские историки, общности расы, тому обстоятельству, что солдаты обоих лагерей были слишком похожи друг на друга и потому не могли питать особой взаимной ненави­сти? Не правильнее ли будет сказать, что представители обеих сторон принадлежали к расе, которая по своему темпераменту не отличается ни пылкостью, ни кровожадностью, к расе, которая даже в насилии остается миролюбивой и расчетливой; что в силу инстинктивной предусмотрительности обе стороны подготовляли тот день, когда по окончании войны нужно будет волей-неволей прийти к какому-то соглашению, чтобы бок о бок эксплуатировать богатства почвы и недр Южной Африки? Добавим к этому, что воюющие стороны действовали перед миллионами зрителей — кафров и готтентотов, которые держались пассивно, но, в сущности, таили в себе глухую вражду к белым и того и другого лагеря. Не являлось ли безумием доводить борьбу до той сте­пени ожесточения, когда она легко могла превратиться в своего рода коллективное самоубийство белой расы в Южной Африке? Бесчисленное множество колонистов, проживавших на британ­ской территории, взялось за оружие, чтобы прийти на помощь обеим бурским республикам. Формально они являлись бунтов­щиками, подлежавшими смертной казни, но британское прави­тельство систематически проявляло по отношению к ним снисхо­дительность. Только очень редко, в исключительных случаях, Альфред Милнер расстреливал виновных. На самом деле все действия происходили между двумя армиями в соответствии с законами войны.

1.2 Отношение к войне политических группировок в Англии.

Ллойд Джордж и пробуры.

       Теперь стоит оторваться на немного от того, что происходила на полях сражения Южной Африке и посмотреть, как воспринималась эта война в благополучной Англии, как к ней относилась общественность и различные политические партии и группы Великобритании. Как и к любому важному мероприятию, особенно внешней политики, единого мнения нации не могло и не может быть.

       На том этапе в истории Либеральной партии Великобритании из-за англо-бурской войны наметился раскол. Можно выделить в партии небольшую группу, занимавшую безоговорочно враждебную позицию по отношению к войне. Защита мира у них была главным и чуть ли не единственным пунктом в их политической программе. Преимущественно они себя считали последователями Брайта, Кобдена и Гладстона. Представители этой группы собрали 54 тысячи подписи против войны в Трансваале, но война началась и этот «национальный меморандум» потерял свою актуальность. Но продолжали действовать общественные организации: «Комитет долой войну!», «Комитет примирения с Южной Африкой», противившиеся тому, чтобы ненависть ослепляла британское общественное мнение, и стремившиеся восстановить нормальные отношения между англичанами и голландцами в Южной Африке. Для этого пытались проводить различные собрания, как в Лондоне, так и в провинции. Но, как правило, успеха они не имели. И многие политические деятели, находящиеся в этой группировки Уильям Харкорт, Джон Марлей своё мнение высказывали свободно лишь потому, что они находились на положение отставки с государственных постов[13].

       Вскоре это группа начала пополняться новыми энергичными людьми, одним из таких людей стал ещё молодой, но целеустремлённый и знающий своё дело валлийский депутат палаты общин Дэвид Ллойд Джордж, который не по наслышки знал все проблемы не «истинных» англичан. 

       Джорджу, бросившемуся в эту свалку, не приходилось риско­вать обеспеченным положением, а шум, который создавался во­круг его имени, закладывал фундамент его будущей популярно­сти. Ллойд Джорджу было всего 33 года, и он был самым актив­ным из уэльских радикалов, за несколько лет до этого образовав­ших в Вестминстере независимую группу в лоне либеральной пар­тии, стремившуюся ценой поддержки кабинета выторговать у него согласие на мероприятия, которые особенно интересовали Уэльс. Пример Парнела и ирландских гомрулеров пробудил националь­ное сознание в Уэльсе. Не впадая в сепаратизм, уэльсцы стали требовать для себя чего-то вроде автономии. Разве по своей расовой принадлежности они не были ближе к Ирландии, чем к саксонской Англии? Если различие между их религией и религией, господствующей в Англии, и не было так велико, как между ирландским католицизмом и английским протестан­тизмом, то все же их протестантизм носил другой оттенок, чем протестантизм собственно Англии. В Уэльсе англиканская цер­ковь сохранила за собой только меньшинство верующих, пода­вляющее же большинство примыкало к евангелическим и каль­винистским сектам. Наконец, на валлийском языке свободно гово­рила здесь преобладающая часть населения. Он был в го­раздо большей степени живым языком, чем ирландский язык по ту сторону канала св. Георга. От имени своего маленького оте­чества Ллойд Джордж любил давать Англии уроки политиче­ской морали: «В то время как Англия и Шотландия опьянены кровью, у уэльсцев голова остается ясной, они шествуют по пути прогресса и свободы». Ллойд Джордж был человеком весьма скромного происхож­дения. Его отец, простой учитель, умер в нужде, когда сын был еще малолетним. Его принял к себе и воспитал дядя, сапож­ник по профессии, светский проповедник баптистской общины. Благодаря своему прилежанию Ллойд Джордж сумел сдать экзамены, давшие ему возможность стать стряпчим в малень­ком уэльском городке, где он немедленно занялся местными политическими дрязгами. В 1890 г. в возрасте 23 лет он был послан в парламент в качестве радикального представителя округа, в котором он два раза подряд переизбирался возрастав­шим большинством голосов. Один или два раза он привлек вни­мание прессы резкостью своих выступлений. Но только бурская война выдвинула в первые ряды этого пламенного молодого человека, рожденного для политической жизни, парламентской деятельности и ораторских выступлений. Стоило ему в палате общин подняться и попросить слова, как он приводил в бешенство джингоистов министерской партии, а также и умеренных в рядах своей партии. Он стал самым известным защитником буров во всей Англии. Однажды, рискуя жизнью, он выступил против Чемберлена в его собственной вотчине, в Бирмингеме. Сэр Уильям Харкорт писал о нём: «Смелый и умный человечек; ему обеспечено хорошее будущее. В какую форму выливалась эта оппозиция войне?»[14] В первую очередь в форму личных нападок на тех, кто ее затеял, кто соби­рался нажиться на ней. Война позорила Англию в глазах мира не только потому, что она производила впечатление войны на уничтожение слабого сильным. Это была, казалось, война ради завоевания золотых приисков, затеянная по подстрекательству капиталистов Йоханнесбурга, спекулянтов Сити и нуворишей, роскошные  дворцы  которых на Парк-Лен оскорбляли   обще­ственную совесть. Не пощадили и самого Чемберлена. Многие были возмущены тем,  что в 1899 г., через год, после того как был улажен англо-французский конфликт и в тот самый момент, когда парламент одобрил приобретение прав компании Нигера за 865 тыс. ф. ст., выяснилось: Чемберлен являлся одним из главных акционеров этой компании и был лично заинтересован в поддержке ее требований, прежде всего по отношению к Фран­ции, а затем и по отношению к британскому правительству. В декабре 1900 г. Ллойд Джордж обвинил Чемберлена, его брата и сына в том, что они заинтересованы в целом ряде фирм, полу­чавших заказы от адмиралтейства и  военного министерства. Формально не было сказано, что они воюют в целях личного обо­гащения, но, тем не менее, было верно то, что они обогащались благодаря войне[15].

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7