За не такой уж долгий век своего существования социо­логия труда пережила множество перемен, было сделано много открытий, каждый раз как бы заново менявших содержание этой научной дисциплины. Причина - именно в тесной связи науки и меняющихся практических потребнос­тей. Отношение к труду во второй половине XIX - XX вв. пережило массу самых неожиданных, но оправданных тре­бованиями времени превращений, что не могло не отра­зиться на формирующейся области социологии. Ж. Т. Тощен­ко тщательно рассматривает все этапы эволюции социологии труда, сопоставляет западные и отечественные подходы, концепции, новации. В монографии история социологии тру­да излагается очень живо и увлекательно и сопоставима с историей техники и научных открытий.

 Новое прочтение социологии труда трактуется автором в том смысле, что «социальные проблемы труда анализируют­ся не только в ракурсе, который видится исследователю при изучении современных реалий, а в единственном генезисе идей, их изменения, использования и применения». Автор книги пишет, что в этом жизненном (научном и практическом) процессе постоянно переплетались и взаимо­действовали две линии. С одной стороны, в процессе непре­рывного совершенствования техники, технологии и организа­ции производства возникали не только собственные проблемы, но и необходимость учесть возможности их социального решения, оценить их социальное звучание, предвидеть соци­альные последствия их реализации. С другой стороны, раз­витие самого человека как работника сопровождалось реше­нием не только утилитарных задач - как лучше организовать трудовой процесс, но и постоянным раскрытием и использо­ванием его возможностей, его сущностных сил в других сферах повседневной жизни.

  Важно, что новое прочтение социологии труда Ж. Т. Тощенко дополняет анализом современной ситуации в сфере труда. Особенно важно это в условиях изменяющейся Рос­сии. Автор книги подробно излагает историю социологии труда в России. Читателю будет интересно прочитать не только о выдающихся исследователях начала XX в. - Гастеве, Керженцеве, Струмилине и их ставших классическими работах, но и об исследованиях, проводившихся в разных городах России, представителями разных социологических школ, а также о наших современниках, ученых, развивавших социологию труда во второй половине XX в., коллегах по научному сообществу, соратниках, учителях, друзьях. Береж­но Ж.Т. Тощенко описывает этапы становления советской социологии труда, отмечает ее успехи, сожалеет о резком снижении интереса в 1990-х годах. Были годы, когда соци­ология труда представляла передовые рубежи отечественной социологии. Одна за другой выходили в свет книги «Человек и его работа», «Человек после работы» и др. На 1970-1980-е годы пришелся расцвет промышленной социоло­гии. Автор пишет, что в это время было создано более 500 эффективно работавших заводских социологических служб.

К сожалению, последние десятилетия свидетельствуют скорее об упадке социологии труда в России, чем о ее процветании.   В   1990-х   годах   социологические   службы на предприятиях практически исчезают. Почти сошли на нет и некогда многочисленные исследования в сфере социологии производственного коллектива, решавшие вопросы адаптации и профессионального подбора кадров, стабилизации и теку­чести кадров, мотивации и стимулирования труда.

Но Ж. Т. Тощенко отмечает при общем спаде и позитив­ные тенденции. Он пишет о новом тематическом сдвиге в исследованиях в начале 1990-х годов. Социологи обратились к изучению трудовых конфликтов и забастовок рабочих, экономической преступности и ее социальных последствий, рынка и поведения потребителей, многообразия форм соб­ственности на производстве, занятости и безработицы, пред­принимательства и других новаций отечественной экономи­ческой и трудовой жизни.

   При всех изменениях в жизни и в социально-экономиче­ской ситуации в стране человек не может перестать рабо­тать, и этот феномен неизбежно остается предметом изуче­ния представителей разных наук, прежде всего социологов [2].

Заключение

Как показал анализ, в пореформенный период структура российской занятости претерпела кардинальные изменения и во многих отношениях стала более «стандартной». Так, наблюдалось резкое сжатие вторичного сектора экономики с параллельным расширением третичного сектора, в результате чего основная часть российской рабочей силы оказалась сконцентрирована в сфере услуг. Правда, распределение работников по отраслям внутри самого третичного сектора выглядит достаточно необычно — из-за явно выраженной смещенности от деловых услуг в пользу социальных.

Можно говорить также и о тенденции к «нормализации» профессиональной структуры занятости. Однако многие специфические черты сохраняются. Например, по международным меркам в составе российской рабочей силы сверхпропорционалыю представлены наиболее и наименее квалифицированные профессиональные группы, тогда как профессиональные группы средней квалификации все еще представлены слабо. При этом в большинстве случаев отклонения в профессиональной и в отраслевой структуре занятости взаимосвязаны: высокий удельный вес специалистов высшего уровня квалификации можно считать естественным коррелятом активного развития сферы социальных услуг.

Однако самая сильная печать «атипичности» (можно сказать — уникальности) лежит, несомненно, на образовательной структуре российской рабочей силы. По доле работников с третичным образованием Россия прочно удерживает первое место в мире, а по доле работников с вузовскими дипломами входит в группу лидеров. Для страны с не слишком высоким уровнем экономического развития, лишь недавно вышедшей из глубокой и затяжной трансформационной рецессии, подобное достижение нельзя не признать поразительным.

Естественно, это заставляет задаться вопросом: как столь «нестандартная» структура распределения работников по уровню образования стыкуется с гораздо более стандартной структурой их распределения по отраслям и профессиям? Чтобы ответить на него, можно разработать подход, позволивший оценить зависимость динамики образования от межотраслевых и межпрофессиональных сдвигов. Согласно полученным оценкам, в начальный период (1992—1996 годы) изменения в образовательной структуре российской занятости на 20—25% определялись изменениями в ее отраслевой и профессиональной структуре. Однако примерно со второй половины 1990-х годов образовательная динамика приобрела автономный характер, мало связанный с процессами реструктуризации экономики, ее отраслевой или профессиональной перестройкой.

Несмотря на известную условность этих оценок, достаточно тревожным симптомом является тот факт, что в России с середины 1990-х годов вклад межотраслевых и межпрофессиональных сдвигов в изменение образовательной структуры занятости уменьшился до крайне незначительной величины. Система образования демонстрировала слабую восприимчивость к импульсам, исходившим от процессов реструктуризации экономики, и по большей части развивалась в соответствии со своей «внутренней» логикой. Неудивительно поэтому, что уже сейчас многие из тех, кто получили высокую формальную подготовку, вынуждены трудиться на рабочих местах, не требующих высокой квалификации.

В перспективе расхождения между качеством рабочей силы и качеством рабочих мест скорее всего будут нарастать. Ожидать этого заставляют прогнозы эволюции образовательного потенциала российской экономики на ближайшие десятилетия. Можно предложить два достаточно простых варианта прогноза развития событий. Во-первых, в качестве отправной точки можно использовать данные, характеризующие соотношения между потоками учащихся на различных ступенях системы образования. Согласно этим данным, численность принятых в вузы в 2004 году (без учета тех, кто уже имели высшее образование) соотносилась с численностью получивших двумя годами раньше аттестат об основном общем образовании как 0,66 к 1. Если предположить, что система образования находится в состоянии равновесия, то это будет означать, что из когорт, получающих сейчас основное общее образование, обладателями вузовских дипломов рано или поздно станут 60—65%. Во-вторых, можно воспользоваться данными последней переписи населения, которые содержат информацию о доле лиц, обучающихся в вузах, в составе различных когорт молодежного возраста (от 16 до 30 лет). Просуммировав эти доли и разделив полученную величину на коэффициент 5 (который примерно соответствует средней продолжительности обучения в российской системе высшего образования), можно оценить, каков будет вероятный охват вузовской подготовкой новых поколений, выходящих на рынок труда. По этому варианту прогноза получается, что вузовские дипломы рано или поздно будут вручены примерно каждому второму.

Оба варианта прогноза рисуют идентичный сценарий. Из них следует, что через 30—40 лет российская рабочая сила будет наполовину или даже на две трети состоять из выпускников вузов. Едва ли реально рассчитывать, что экономике удастся создать столько «хороших» рабочих мест, чтобы их хватило для такой огромной массы обладателей вузовских дипломов.

Таким образом, сохранение в будущем экономических преимуществ, которые в российских условиях дает (пока) высокий образовательный потенциал, нельзя считать гарантированным. Ослабление взаимосвязей между экономикой и системой образования может привести к их постепенному размыванию. При сохранении наметившихся тенденций (девальвации академических стандартов обучения, роста спроса на второе высшее образование и т.д.) развитие российского образования вполне может пойти по пути, который описывается в так называемой теории фильтра (образование как средство отбора).

Согласно этой теории, задача системы образования — не столько передача учащимся знаний и навыков, сколько проверка их способностей, которые существуют до и помимо обучения. Чем способнее человек, тем более высоких ступеней образования он достигает; аттестат или диплом всего лишь удостоверяют его более высокую потенциальную производительность и фактически служат «пропуском» на лучшие рабочие места. Опасность подобного механизма отбора в том, что в его рамках рациональное поведение на индивидуальном уровне может порождать иррациональные последствия на уровне всего общества. Допустим, до поры до времени он функционировал успешно и действительно отбирал людей с лучшими способностями, которым, скажем, вручались дипломы о высшем образовании. Но когда высшее образование становится почти всеобщим, сигнал в виде вузовского диплома перестает работать, поскольку лишается информационной ценности. Как в таких условиях станут действовать те, кто обладают лучшими способностями? Чтобы выделиться из массы претендентов на «хорошие» рабочие места, они скорее всего устремятся к получению второго высшего образования. Так «дипломомания» может приобрести характер безостановочного, самоподдерживающегося процесса. Российская система образования уже вплотную приблизилась к черте, за которой может начаться непрерывная «погоня» за дипломами все более и более высокого уровня. Подобная ситуация чревата возникновением глубоких структурных дисбалансов. Из-за обесценения образовательного сигнала работодатели окажутся вынуждены прибегать к более дорогостоящим и менее действенным методам отбора персонала. Еще опаснее, если значительная часть дипломированной рабочей силы окажется вообще вытесненной с рынка труда.

Уже в ближайшие годы российские рынок труда и система образования могут столкнуться со сложным комплексом принципиально новых проблем. Чем раньше они будут осознаны, тем выше шансы, что их удастся преодолеть с меньшими издержками для общества.

Список использованной литературы

1.                 Капелюшников Р. Структура российской рабочей силы: особенности и динамика   // Вопросы экономики. – 2006, – № 10

2.                 Сидорина Т.Ю. Новый взгляд на социологию труда // ЭКО. – 2007, − № 9

3.                 Кибанов А.Я. «Экономика и социология труда: Учебник». – М.: ИНФРА-М, 2003

4.                 Остапенко Ю.М. «Экономика труда: Учеб. пособие». – М.: ИНФРА-М, 2006

5.  Тощенко Ж.Т. Социология труда: генезис идей в контексте мировых и российских реалий (опыт нового прочтения) // Мир России. − 2004,− №4

[1]  Тощенко Ж.Т. Социология труда: генезис идей в контексте мировых и российских реалий (опыт нового прочтения) // Мир России. 2004. №4.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10