Древян гроб сосновеи, Ради мене строен, В нем буду лежати, Трубна гласа ждати. Ангели вострубят, Из гробов возбудят. Я хотя и грешен, Пойду к богу на суд К судье две дороги, Широки, долги; Одна-то дорога Во царство небесное, Другая дорога Во тьму кромешну.
Ожидания конца света принесли крестьянам и их господам полное разорение, как горько жалуются акты Печерского монастыря, но не принесли ожидаемого спасения. Все сроки прошли, конца не было. Но обманутые ожидания не могли поколебать эсхатологической идеологии. Все условия, создавшие ее, остались налицо и даже обострились. Аввакум прямо заявил, что “последний чорт еще не бывал”, еще комнатные бояре “путь ему подсталают”, еще “Илья и Енох прежде придут”. Произошла простая ошибка в расчете: считали со дня рождения Иисуса, а надо было считать со дня воскресения, к 1666 г. надо прибавить еще 33 года земной жизни Иисуса Христа, и получится 1699 год. В этот год придет антихрист, а конец мира будет в 1702 г. Предстоит еще 33 года терпеть преследования и мучительства. Аввакум в письмах и грамотках поощрял мученичество, не печалясь, а радуясь репрессиям, которые сыпались на староверов. “На что лучше сего? со мученики в чин, со апостолью в полк, со святители в лик; победный венец, сообщник Христу, святей троице престолу предстоя со ангелы и архангелы и со всеми бесплотными, с предивными роды вчинен. А в огне-то здесь небольшое время потерпеть - аки оком мгнуть, так душа и выступит!” И в особенности Аввакум поощрял самосожжение, о котором подробнее мы будем говорить ниже. “Добро дело содеяли”, - писал он о первых самосожженцах.
“Антихристова” идеология после “ошибки в расчете” не сошла со сцены. Напротив, правительственные репрессии ее подогревали и поддерживали, а в конце XVII в. она вновь расцвела в связи с образом действий и реформами Петра, которые как будто подтвердили правильность нового эсхатологического расчета. Поведение Петра, вернувшегося в 1698 г. из-за границы, вместо поклонения святыням поехавшего прямо к Анне Монс и бражничавшего с нею всю ночь, а затем собственноручно резавшего бороды и рубившего головы стрельцам, сначала подало мысль, что подлинный царь пропал без вести в “Стеклянном государстве”, а на его месте в Москве воцарился “жидовин из колена Данова”, т.е. антихрист. Но последующие действия и реформы Петра перенесли представления об антихристе на самого Царя. До нас дошел любопытный документ - “Выписана история печатна о Петре Великом”, систематически доказывающая, что антихрист - это Петр, и обосновывающая книжным аппаратом новую тактику, усвоенную к этому времени крестьянством.
Одно из характерных из обличений Петра в том, что он изменил летосчисление и назвался императором, чтобы обмануть народ и скрыть, что он антихрист. Он украл восемь лет у бога да еще перенес начало года на январь (никогда сотворение мира не могло быть в январе - ведь яблок тогда не бывает!). Чтобы спутать расчеты о времени пришествия антихриста, он, назвавшись императором, скрыл себя под буквой “м”, ибо число этого имени дает 666 как раз без буквы “м”. Он провозгласил себя богом России, став над сенатом и синодом. Но главное доказательство антихристовой политики Петра лежит не в книжных мудрствованиях, а в фактах его политики.
Таким образом, появляется новая тактика не желающих подчиниться антихристу. Чтобы понять ее необходимо обратиться к исследованию крестьянской религиозной идеологии и практики, как они сложилась после 1666 года.
Можно сказать, что в 1666 году определенной крестьянской идеологии и крестьянского культа еще не было. Крестьянство так было убеждено в близости конца мира, что не задумывалось долго, не заботилось о культе и довольствовалось изображениями суда над никонианами, их мучений и своего блаженства, какие давались в грамотках Аввакума. Но отсрочка конца света заставила крестьянство задуматься и произвела в его среде характерные явления. Отрекшись от солидарности с дворянской церковью, в которой безраздельно царил никонианский культ, крестьянство должно было найти себе новое откровение и выработать форму культа самостоятельным путем.
Появляются постоянно все новые и новые пророки, ссылающиеся на личное откровение, полученное либо от самого бога, либо от богородицы, либо от святых. Сам Аввакум все чаще ссылается на то, что ему “сказал дух”. Говорит, что в него порой “вмещается” и небо, и земля, и “ всякая тварь”. И культ в крестьянской среде получил, даже с точки зрения старой веры, совершенно еретический характер. Еще там, где были беглые попы, устраивали часовни и служили “молебен, часы и вечерню”, но отнюдь не поминая царя. Там же, где попов не было, обходились без них. Сами крестили детей, друг друга исповедовали и причащали. Исповедь и причащения без попов одобрял и Аввакум: “В нынешнее настоящее огнепальное время со исповеданием и прощением друг другу причащайтесь” - и давал наставления как это надо делать.
Перед иконой, на простом столе, с молитвой положить сосуд с вином “тело Христово”, т.е. запасной агнец (кусок от освященной для причастия просфоры), и причащаться. Но запасной агнец был редкостью, поэтому его скоро во многих местах стали заменять изюмом.
В 80-х годах появился в Воронежском уезде пророк Василий Желтовский, который даже вообще отрицал молитву в храме, ибо “бог не в храме, а на небеси”. Крещение, произведенное в церкви, считалось наложением печати антихристовой. Ее нужно было смыть вторым крещением в “Ердане”, т.е. в какой-то чистой реке, причем крестителями были также местные пророки, вроде Василия Емельянова и Василия Зайцева в Вологодском крае.
Таинство брака тоже было отвергнуто. Вместо церковного обряда венчания стали ограничиваться простым благословением, а иногда проповедовали полную свободу половых отношений (“несть грех плотское совокупление по согласию”).
Большую часть этих характерных черт крестьянского раскола объясняется отрицанием антихристого “мира”, разрыва с ним. Утратой регулярного культа и особым настроением перед концом мира. Но разрывая с христианским регулярным культом, крестьянство невольно возвращалось к традиционным формам религии: “старая” вера действительно напоминала старинную дохристианскую религию - и камланьем, и омовениями, и гражданской формой брака.
Культ распылился, как оно и должно было быть в изгнании. А в изгнание нельзя было не идти. Была дилемма: или подчиниться антихристу, или уйти. Выбирали последнее и уходили в “прекрасную мати пустыню”. Этот исход диктовался территориальными условиями Московского государства с его обширными незаселенными землями, куда постоянно могла направляться казачья и раскольничья колонизация. Но и там антихрист рано или поздно мог настигнуть верных “понеже антихристовы дети всюду простирают на нас сети”. Что тогда остается делать?
Выход из такого крайнего положения крестьяне находили в крайнем средстве - самосожжении. Многие историки раскола останавливались в недоумении перед этим явлением и не знали, чем его объяснить. Одни готовы были всецело взвалить вину за самосожжение на дикие преследования со стороны правительства. Другие видели в самосожжениях не что иное, как манию самоубийств под влиянием ожидания светопрестовления или оригинальную форму религиозного умопомешательства.
Объяснить можно лишь на основании хоть и скудных, но все же имеющихся замечаний самих самосжигателей о том как они понимали самосжигание. Первые самосожжения, идущие примерно с 1675г возникают стихийно и вне всякой связи с преследованиями правительства. Раскольники горят “самоохотно”. Случаи такого “самовольного запалительства” имеют место в течение почти всего ХVIII века. Очевидно, что самосожжение от “лютого нападения, сурового свирепства, зверской напасти” опиралось на более раннюю и прочную традицию самосожжений. Каждое самосожжение происходило под руководством местного пророка и было не просто актом добровольной смерти, но религиозным священнодействием. Каков же смысл этого дикого священнодействия?
Мы поймем его только тогда когда вернемся к основной идее крестьянской реформации, идее, что мир во зле лежит, стал царством торжествующего зла и мерзости. Вселенная раздвоилась: с одной стороны, антихрист. С другой стороны, верные, которых гонит и которые бегут от него. Если весь мир заражен злою порчей, то часть порчи есть и на верном. Сколько бы он не удалялся от мира, в себе, в своей природе он все-таки несет частицу зла, которую надо очистить. Грех, который надо искупить. Это искупление и очищение производилось огнем. Очистительная сила которого, по верованиям примитивной эпохи неразрушима. Ибо огонь не только смывает нечистоту, как это делает вода, но окончательно ее уничтожает. Но это искупительное священнодействие имеет силу только тогда, когда совершается “своею волею”.
Гари 70-х и начала 80-х годов все происходят добровольно, без всякого побуждения со стороны “антихриста”. Крестьяне горят в избах и овинах. Сжигаются целыми семьями, целыми деревнями. В иных местах причащаются изюмом. Горят на Тоболе и на Урале, в Олонецком крае и новгородчине. По словам официальных донесений, ничего не помогало против этой ужасной эпидемии. По приблизительному неполному подсчету, количество сгоревших к концу ХVIII века достигло почти 9000 человек - цифра по тогдашнему масштабу огромная.
Только после 1685г правительство обратило внимание на бегство в пустыню тяглецов и их самосожжения. Оно снарядило воинские отряды для отыскания раскольничьих пристанищ в лесах и в инструкциях начальникам отрядов проявило трогательную заботу о сохранении жизни “своих верноподданных”. Но приход воинской команды обыкновенно был сигналом к самосожжению, еще лишним побудительным поводом.
Дорожившее каждым тяглецом петровское правительство вынуждено прибегнуть к экстренным мерам для борьбы с “самовольным запалительством”. 26 октября 1728 года издается особый закон сената по поводу “самоохотно сгоревших раскольников”.Но эти меры не оказали желаемого действия, и самосожжения продолжались.
Так убегало и очищало себя от скверны антихристова крепостнического государства крестьянство. Это стихийное движение, невзирая на его чисто пассивный характер, грозило государству не менее, чем открытая вооруженная борьба. Тяглец уходил за пределы досягаемости, оставляя помещика голодным, а казну пустой.
Эпидемия самосожжения особенно обострилась во время бироновщины, когда власти были завалены делами о самосожжениях и все средства борьбы с ними оказались тщетными.
Только во времена царствования Екатерины II эпидемия самосожжений утихает, и, в зависимости от новых явлений жизни крестьянства, крестьянский раскол принимает новые формы.
Самосожжения были, конечно, уделом лишь избранных крайних ревнителей старой веры. Большая часть приверженцев старой веры, однако, ограничивалось первой ступенью - бегством от мира в лесные пустыри. “Вне лесов ныне царство антихристово” - говорили бежавшие.
Эти бега по своему хозяйственному и социальному характеру были настоящей колонизацией девственных лесных пустынь нижегородского Заволжья (по р. Керженцу), Поморья, Приуралья и ближайшего Зауралья. Более состоятельные и энергичные двигались за границу - в Швейцарию, Польшу, Пруссию, Турцию и Закавказье.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6
