Православие стремилось и стремиться идти путем средним и, избегая крайности одного облика западного христианства, не уклоняться в намерения другого. Православие издавна берегло принцип избрания священника и архиерея народом.
Участие народа в избрании своего пастыря, само по себе неплохое начало, но не есть, тем не менее гарант правильности. Народ, воспитанный в строгих рамках церковности и верный канонам и традиции, сможет более или менее пользоваться этим свои правом.
Как бы то ни было, но принцип избрания народом, или, точнее, участи народа в деле указания властям того кандидата, который народу кажется более подходящим, был в той или иной мере распространен на Востоке.
Несомненно можно усмотреть некоторые положительные стороны этого начала. Каждому человеку представлено право самому выбирать для себя духовного руководителя и отдать ему, а не иному свою совесть и душу. Но, тем не менее, в священстве и пастырстве главенствует начало « отцовства», старшинства. Духовник и его пасомые составляют то, что на старорусском наречии называлось «покаянная семья». В семье же и отечестве необходимо присутствие момента покорности и послушания. Выборный же принцип вносит нечто юридическое, демократическое, не смиренное.
Но, оставляя в стороне эти вопросы, следует перейти к самому посвящению, к его смыслу и содержанию. Выбран ли священник или назначен единоличной властью своего будущего епархиального архиерея, но он в известный момент своей жизни становится перед таинственным и страшным часом посвящения. Если говорить о символике, то можно провести такие параллели: выбор паствы есть некое сватовство, а хиротония, венчание иерея с его паствой. Эта символика подкрепляется чинопоследованиями общими и оном в одном и в другом Таинстве: обхождение вокруг аналоя или престола, пение тех же песнопений. Отсюда следует сделать и некоторые выводы: брак священника с его паствой есть нерасторжимый союз, как нерасторжим в принципе и брак. Посему перемещения священника с одного места на другое не должны были бы вовсе иметь место, равно как, если не в ещё большей мере, не должно было бы быть передвижения архиереев с кафедры на кафедру. В принципе, священник несменяем. Но есть и другая более существенная черта в этом Таинстве: священство неизгладимо. То же мнение имеют греческие богословы. Иначе смотрел на это митрополит Филарет. По существу говоря, благодать, низведенная архиереем в таинственном священнодействии во время Литургии, не может быть снята никакой властью на земле.
Ни крещение, ни священство неотменимы и неизгладимы. Даже грех отступничества не смывает благодати крещения, почему возвращающегося из раскола не перекрещивают.
В случае какой - либо судебной ошибки такого расстриженного священника, который бы оказался невиновным, пришлось бы снова перерукополагать, чего, конечно, не дерзнёт сказать и самый строгий ригорист.
Хиротония есть тот таинственный акт, который отделяет простого мирянина от благодатного предстоятеля алтаря, от тайносовершителя, посредствующего между Богом и миром и ведущего по благодати Святого Духа свою паству к духовному совершенствованию, к обожению. После хиротонии он уже больше не просто человек, но священнослужитель. Он не только избранник своей паствы, если таковое избрание имело место, а носитель благодати. Но это посвящение десницей архиерея, вводящее его в клир, в духовенство, не отрывает его от паствы и не замыкает его в какую - то касту жрецов, а органически связывает его с паствой, сродняет его с теми, кто отныне будут с ним одно.
Облачение в белые, одежды открытые не только царских дверей, но и диаконских - в знак того, что общение с молящимися, с народом более тесное и участие его более непосредственным, чем в иных Таинствах. Это особенно чувствуется в многократных «аксиос» на каждую часть священного одеяния, воспеваемых и в алтаре со служащими, и клиросом, т.е. теми, кто выражает своим пением чувства народа.
Последний момент, наконец, - вручение новому иерею дискоса с частицей Святого Агнца и со словами: «Приими залог сей, о нем же истязан имаши быти в день Страшного Пришествия Господа нашего Иисуса Христа». Теперь уже это больше не простой мирянин, это тайносовершитель. Он должен, по слову святителя Григория Богослова, «стоять с ангелами, славословить с архангелами, возносить жертвы на горний жертвенник, священнодействовать с Христом, воссозидать создание, восстанавливать образ Божий, творить для горнего мира и, скажу больше, быть Богом и творить богами» (Слово защитительное).От этого момента начинается не жизнь, а житие; не деятельность, а служение; не разговоры, а проповедь; не немощь долголетнего расслабленного, а дерзание друга Христова, забвение заднего и простирание вперед (Филип. 3,13), царство благодати вечности и сораспятия Христу.
Епископ в осуществлении своей власти действует с церковью, но не над церковью, которая есть духовный орган любви: согласие с Церковью и единение с нею составляет самое условие бытия епископа. Это единение не может быть выражено в таких терминах государственного конституционного права, как, например, народоправство или ограниченная власть конституционного монарха, за неприменимостью здесь правовых категорий. (Церковное право, если и есть право, то во всяком случае sui generis). Епископская власть может быть и абсолютнее власти абсолютного монарха, но может и совершенно растворяться в единении с народом. Руководящей нормой является здесь пример иерусалимской церкви и ее отношении к апостолам, как первоепископам.
Название пресвитер с (греческого языка) означает старец. В Церкви Апостольской так назывались иногда и пресвитеры, и епископы без строгого различия. Назывались пресвитерами или старцами и сами апостолы (I Петр. V. 1, III Иоанн. 1,1), но в особенности так называются в Христовой Церкви иереи, или священники, лица второй степени церковной иерархии, принимающие власть и силу своего служения через рукоположение от епископа (Деян. XIV, 23 и др.). Должность их - учить народ и совершать таинства в зависимости от епископов. Они были также советниками епископов и участвовали на соборах в рассуждениях о делах Церкви.
Диакон
Диакон (слово греческое, значащее: служитель) (Филип. І Тим. ІІІ 8-12) - называется так, потому что обязанность диакона - служить при Таинствах. Диаконство - низшая степень священства, учрежденная еще в апостольские времена. Были избраны и рукоположены апостолами первые семь диаконов: Стефан, Филипп, Прохор и Никонор, Тимон, Паршен и Николай (Деян. VI, 1-7). Первоначально должность диакона состояла в служении при трапезе, в попечении о содержании бедных и больных; а потом они служили и при совершении таинств, вообще были помощниками епископов и пресвитеров в их служении. Они могли даже проповедовать Евангелие (Деян.VI, 8-10; VIII, 5-8 и др.). Нравственные качества, требуемые от диаконов и их жен, апостол Павел подробно изображает в I послании к Тимофею (III, 8-13).
В этой главе мы рассмотрим отношение ранних и поздних отцов церкви к священству, рассмотрим священство в их трудах и их труды в общем. Рассмотрим их толкования книги бытия.
В течение особенно двух веков IV-го и V-го учение о Сыне Божием поглощало все внимание целого христианского мира. К раскрытию этого учения было привлечено все то, что могла дать эллинская образованность, наука, философия, диалектика. Развитие христианского вероучения происходило тогда при полнейшей свободе, при самой благоприятной атмосфере - не только при признании христианства свободной религией, но и покровительственной, но и господствующей, и государственной (особенно со времени Феодосия I). Федотов Г.П. Святой Филипп, митрополит Московский. М., 2006. С. 96-102
В эти же века и христианский культ достигает своего блестящего развития. Прекращение гонений, оживление богословия под влиянием христологических споров и расцвет монашества не могли не оказать самого благотворного влияния на развитие богослужения в IV-ом и V-ом в. Если уже к концу III-го века создается в некоторых Церквах твердый и сложный чин, кроме литургии, и для утреннего, как важнейшего богослужения, то в два следующие века такой чин слагается уже почти для всего нынешнего круга суточных служб. И хотя этот чин различен у отдельных Церквей и последующему времени он передал далеко не все из своего состава, тем не менее к началу VI-го века по всему Востоку вырабатывается тот довольно однообразный и устойчивый тип богослужения, или вернее - несколько таких типов, из видоизменения или слияниями которых к началу IX-го века наметился в существенных чертах нынешний чин суточного богослужения. Кроме богослужебных чинов, в богослужение входят таинства, обряды, весь вообще сложный ритуал. Для создания этих частей культа сыграло свою громадную роль таинство воплощения, все то глубокомистическое, таинственное и возвышенное в нем, пред чем в недоумении, в благоговении останавливается и человеческая мысль и воображение. Тварное возвышается к небесному и пополняется вечною, всемогущею силою Божества, смертное воспринимается бессмертным. Задачею христианского культового творчества являлось поставить в связь с горним миром все то, что так или иначе касается христианской жизни в её широте и глубине. Обратить внимание на эту таинственную сторону в христианском учении, и особенно с IV-го века, располагало и побуждало бывших язычников, образованных греков, и именно с IV-го века устремившихся в христианскую Церковь, воспитанное ими еще в греческом культе чувство или влечение ко всему мистериозному в олевзинских и других таинствах греческих и восточных культов. Особенно соответствовали настроениям эллинов-христиан и были доступны для понимания их, таинства - крещение и причащение. В первом случае, предварительное оглашение и только потом допущение к таинству; во втором случае деление на несколько разрядов или ступеней - оглашенных, вместе стоящих и верных, совершение таинства при запертых дверях (Ср. возглас: "двери, двери, премудростью вонмем.") - все это вызывало аналогичные воспоминания о порядках и действиях в древних, мистических культах, и знание последних помогало восприятию и усвоению первых. Историк Мёллер отмечает тот факт, что даже язык, образы выражений и приемы древних мистерий были перенесены на христианские таинства. Доказательство этого он видит и в "disciplina arcana" в Христианской Церкви, расцвет которой падает на время, когда не было уже более никаких конкретных побуждений скрываться ни от язычников, ни от иудеев. Шмеман А.У. Исторический путь Православия. М., 2004. С. 189, 195
Все духовное, таинственное облекалось в образ, в символ; для выражения невидимого создавалась форма, внешний чувственный знак. Здесь приходили на помощь христианским нуждам все искусства и знания античного мира - и архитектура, и скульптура, и ваяние, и живопись.
Соответственно богатству и пышности Византийской жизни, и культ приобрел все великолепие и блеск. Тогда явилась опасность, искушение увлечься символом, внешним, чувственным знаком и забыть его духовное значение. И этой опасности не избежали, этому искушению подверглись целые слои общества и особенно народные массы. Отсюда явился некоторый фетишизм в религий. Была и другая опасность.
Высоко чтя своего Спасителя Иисуса Христа, Христианская Церковь прославляла и тех, кто во времена гонений пострадал за Христа - претерпел пытки, был мучим и даже не редко поплатился своею жизнью. Эти лица были возведены в чин мучеников, исповедников, угодников Божиих, святых. Но не во всех разум, или "ум Христов." Некоторые, обращавшиеся в Христианскую Церковь, чувствовали неудовлетворенность, при христианском монотеизме, и вот для этих то людей христианские святые заполнили в их воображении оставшиеся праздными места многочисленных языческих богов. Марченков В.Г. Начала православия. М.:Петит,2006. с.91-117.
Страницы: 1, 2, 3, 4
