Бецкой рассматривает воспитание детей будущего третьего сословия, т. е. детей, покинутых родителями, с трех сторон: физической, умственной и нравственной.
Физический уход за детьми должен быть особенно внимателен и нежен в первые годы жизни, когда смертность детей обыкновенно бывает так велика. Самые главные предметы физического ухода: пища и воздух, эти два важнейшие основания жизни и здоровья. Плохи пища и воздух -- погибло все физическое воспитание. Лучшее питание детей -- материнское молоко или молоко кормилицы. Но, конечно, если нельзя найти здоровых кормилиц, то нужно помнить, что хорошее коровье или козье молоко полезнее плохого женского. Здоровая кормилица, хорошо содержимая и веселого нрава, легко может кормить двух и даже более младенцев. По отнятии от груди детям, начинающим ходить, до тех пор когда они сами начнут одеваться, пищею должны служить: хорошо выпеченный хлеб из хорошей ржаной муки, мясо, рыба, щи, каши; питьем -- вода, квас. Спиртные напитки следует строго воспретить.
Свежий и чистый воздух служит к отвращению болезней не только у детей, но и у взрослых; влажность же и гнилость воздуха вредят здоровью. По отношению к младенцам следует, впрочем, соблюдать осторожность и не подвергать их резким переменам температуры. Одевать детей следует так, чтобы платье не препятствовало свободному обращению крови и укреплению здоровья; все тугие завязки и узкая обувь вредны детям; одежды должны быть мягки, не слишком согревать тело. Хорошее питание и свежий воздух принесут всю возможную пользу лишь в том случае, если вокруг детей будет соблюдаться полная чистота -- в одежде, жилище -- и если детей будут часто мыть.
Для успешного телесного развития существенно важны физические упражнения, детские забавы и игры. Все время детства распадается на три занятия: еду, сон и игру. Как только дети начнут свободно ходить, то им не только следует дозволять невинные игры и забавы, по их собственной воле, но и всеми средствами побуждать к ним. Кто запрещает и вообще препятствует детям играть, тот губит их. Нужно заботиться, чтобы у детей всегда был в распоряжении достаточный материал для игр, чтобы они свободно могли лазить, скакать, кататься с горы и т. п.
Общий ход умственного и вообще душевного развития Бецкой представлял в таком виде: до двух лет дети находятся на попечении кормилиц и нянек; с третьего до седьмого года мальчики и девочки живут вместе и приучаются к легкой работе; с 7 до 11 лет мальчики и девочки ходят на один час каждый день в школу и учатся читать и первым основаниям веры. В эти же годы мальчики обучаются вязать чулки, колпаки, сети, привыкают к садовой работе, а девочки упражняются в пряже и вязанье, плетении кружев и т. п.; от 11 до 14 лет мальчики и девочки учатся по часу в день писать и цифири, а также катехизису, арифметике, географии и рисованию и продолжают заниматься мастерством и ремеслами: девочки стряпают, шьют, гладят, мальчики привыкают к огородной, дворовой и другим работам; в 14--15 лет образование заканчивается, питомцы и питомицы отдаются прямо на обучение известному мастерству, ремеслу или делу, которое выберут сами, а наиболее способные изучают науки и искусства.
Главный принцип обучения состоит в том, чтобы вести детей "играя и с приятностью"; заставлять детей целыми часами сидеть за книгой значит ослаблять и отуплять детей. "Быть всегда веселу и довольну: петь и смеяться есть прямой способ к произведению людей здоровых, доброго сердца и острого разума". В частности, об обучении детей от 5 лет до того времени, когда они сами могут одеваться (7-8 лет), Бецкой замечает следующее: отцы, матери, воспитатели стараются начать учить детей как можно раньше; иные заставляют их непрестанно твердить молитвы. Намерение само по себе хорошее, но слишком раннее учение вредит развитию детского понимания. Иные родители и воспитатели приводят в замешательство и помрачают слабый детский разум россказнями о страшилищах, привидениях, колдуньях и т. п. Лучше всего наставлять детей примерами, а не правилами, которые мало понятны в таком юном возрасте. Следует укоренять в детях склонность повиноваться без досады; препятствовать им бить животных, проявлять злость к сверстникам. Не нужно принуждать детей учить много наизусть. В рассматриваемом возрасте дети учатся рисовать и различать буквы, причем важность учительского искусства будет состоять в том, чтобы питомцы в таком упражнении находили для себя забаву, как это предлагал и Локк. Позднее дети будут учиться правилам веры, читать, писать, арифметике, географии в небольшом объеме. Дети, как новые путешественники в мире, если их не угнетают, обыкновенно бывают любопытны и хотят знать обо всем. Нужно, чтобы воспитатели отвечали на детские вопросы ясно, толково, доступно детскому пониманию. Во время прогулки можно показывать детям различные предметы и умножать их знания.
Давая преимущество нравственному воспитанию перед умственным, Бецкой указывал следующие главные средства нравственного воспитания: удаление от слуха и зрения всего того, что имеет хотя бы тень порока. В этом заключается самое трудное и самое важное дело нравственного воспитания, потому что выполнением изложенного требования уничтожается самый источник, из которого дети черпают злое. Но мало не знать порока, нужно прямо быть добродетельным; уроки же добродетели должны заключаться в живых примерах воспитателей, а не в словесных поучениях. Дети должны подражать добрым примерам, которые видят; такие примеры для них привлекательнее и поучительнее всяких доказательств. Самая добродетель есть не что иное, как полезные и приятные дела, совершаемые нами для себя самих и для близких с благопристойностью и законопослушанием. Добродетель не исключает ни веселья, ни удовольствий; напротив, воспитатели должны охранять в сердцах питомцев "веселость, вольные действия души и приятное учтивство", "отвергнуть надлежит печаль и уныние от всех живущих в доме". Поэтому Бецкой настаивает на том, чтобы детям отводилось достаточное время для игр, чтобы воспитатели в них не вмешивались, так как по приказанию веселиться невозможно; это тем более верно по отношению к детям, которым всякое принуждение несносно. Ведение игр, руководство ими нужно оставить самим детям, наблюдая лишь, чтобы не было в играх никакой неблагоприятности.
Что касается отвлеченных наставлений в нравственности, то, по мнению Бецкого, небесполезно было бы над всеми дверями внутри и вне дома написать большими буквами такие общие правила (нравоучения): 1) не делай другим того, чего себе не желаешь; 2) поступай с другими так, как хочешь, чтобы с тобой поступали.
А в залах на стене, которая виднее прочих, написать также большими буквами: 1) не делай зла и не досаждай никому; 2) не вреди никакому животному и не озлобляй его; 3) не лги; 4) не будь никогда празден.
Воспитание обычно не обходится без наказаний, и Бецкой ставит вопрос о них. С одной стороны, без наказаний как будто трудно обойтись, а с другой, они представляются излишними при хорошем воспитании, при хорошем подборе воспитателей, людей кротких и обходительных. Если детей с самого начала их жизни окружить надлежащим уходом и поступать с ними осмотрительно, то есть надежда, что наказания будут весьма редки. "Единожды навсегда ввести в сей дом неподвижный закон и строго утвердить -- никогда и ни за что не бить детей". Бить детей или только грозить им, бранить их, хотя бы и были к тому поводы, "есть существенное зло". Под влиянием наказаний дети становятся мстительными, притворными, обманщиками, угрюмыми и нечувствительными, сердца их ожесточаются и лишаются кротости. Легчайшими взысканиями могут служить: 1) стояние на одном месте, без опоры, в течение часа или двух; 2) запрещение прогулки с другими детьми; 3) выговор наедине; 4) публичный выговор; 5) хлеб и вода на 12 или 24 часа -- для детей от 5 до 10 лет; 6) пост, смотря по возрасту, т. е. лишение завтрака, иногда и обеда, но никогда ужина. Во всех случаях до применения наказания следует обстоятельно разъяснить провинившимся, в чем заключается их проступок, чьи права нарушены провинившимися.
Все изложенные правила относительно воспитания маленьких нужно одинаково тщательно применять к детям обоих полов, без исключения. Бецкой вообще стоял за женское образование и находил, что в тех странах, в которых много работают женщины, вся жизненная обстановка бывает чиста и весела, жизнь же в странах с преобладанием мужского труда "гнусна и соединена со всякою неудобностью".
Если сравнить изложенные мысли Бецкого о воспитании с педагогическими идеями Локка, то, несомненно, откроется между ними существенное родство. Взгляд Бецкого на детскую природу, на назначение воспитания, на преобладание нравственного элемента над умственным в воспитании составился под прямым влиянием "премудрого" Локка; в рассуждениях Бецкого о физическом уходе за детьми, о необходимости привлекательности чтения и в некоторых других замечаниях также веет дух Локка. Но к чести нашего педагога нужно сказать, что к идеям Локка он прибавлял и свои суждения, не следовал Локку слепо. Некоторые вопросы он ставил шире и глубже Локка.
У Бецкого весьма сильно выдвинута одна очень важная и любопытная черта воспитания, которая не встречается у Локка, а именно необходимость доброго веселого настроения воспитываемых для правильного и всестороннего их развития. Бецкой желает совсем изгнать уныние из воспитуемых. Уныние и печаль несвойственны детям, противны их природе. Дети весьма редко бывают "сложения печальнаго", "печаль приставникам должно от них (детей), как отраву, отвращать". На первый взгляд заботы Бецкого о беспечальной жизни питомцев могут показаться несколько странными; но кто глубже вдумается в значение доброго, веселого настроения для всей деятельности человека, для его телесного и душевного благосостояния, тот признает серьезный гигиенический и психолого-педагогический характер за стремлением Бецкого поддерживать в детях веселое настроение духа. Приходится очень жалеть, что наши воспитатели превратили все воспитание и все школы во что-то холодное, угрюмое, казенное, что пугает детей, кажется им тягостным, и совсем забыли завет Бецкого о веселом настроении как существенном условии правильного и всестороннего развития детей. С этой точки зрения заботы Бецкого о детских играх, о том, чтобы взрослые поменьше в них вмешивались, глубоко симпатичны и совершенно справедливы.
Бецкой решительно изгонял телесные наказания, считая их прямо вредными, и вообще стоял за возможное ограничение всяких наказаний, справедливо полагая, что при правильном и внимательном воспитании нужды в наказаниях будет мало. Локк для экстренных случаев оставлял телесные наказания, и даже довольно чувствительные, а похвалы и порицания признавал самыми главными воспитательными средствами.
Бецкой твердо настаивал на необходимости столь же тщательного воспитания девочек, как и мальчиков, чего у Локка мы не находим. Он очень много заботился о том, чтобы образование соответствовало личным склонностям и способностям детей, особенно окончательное образование, приводящее прямо к практической жизненной деятельности, чего у Локка мы опять же не встречаем в той мере и в столь решительной и последовательной форме.
Все эти черты придают педагогической теории Бецкого, по существу одинаковой с теорией Локка, особенный вид и характер. Теория Бецкого оказывается более широкой и гуманной, чем теория Локка, от нее веет бодростью, доверием к людям, радостным настроением; уважение к человеческой личности и человеческой природе, признание полной необходимости и разумности удовлетворять всем ее законным требованиям, не опутывать детей педантизмом ("педантизм есть сущая пагуба воспитания юношества"), не подавлять их разными схоластическими мудрствованиями и порядками сквозят во всех суждениях и речах нашего высокопросвещенного педагога. Свет, жизнь, теплота, сердечное чувство льются из уст Бецкого. Не забудем, что Бецкой в своей гуманной теории имел в виду прежде всего воспитание подкидышей -- детей воспитательного дома, брошенных своими родителями, хотя те же начала считал необходимым применять к воспитанию и всех других детей, а Локк предлагал свои советы богатым и знатным родителям. У Локка педагогия строго сословная, у Бецкого -- более общечеловеческая, но далеко не чуждая сословности, как увидим далее. Бецкой в своей педагогической теории осуществлял изречение, находящееся на одной из виньеток "Генерального плана": скелет подает женщине младенца, и рядом надпись: "Он также человек, и жизнь его священна".
Страницы: 1, 2, 3, 4
