Второй моделью является так называемое «испрошен­ное согласие», которое означает, что до своей кончины умерший явно заявлял о своем согласии на изъятие орга­на, либо член семьи четко выражает согласие на изъятие в том случае, когда умерший не оставил подобного заявле­ния. Доктрина «испрошенного согласия» предполагает оп­ределенное документальное подтверждение «согласия». Примером подобного документа являются «карточки доно­ра», поучаемые в США теми, кто высказывает свое согла­сие на донорство. Доктрина «испрошенного согла-сия» принята в законодательствах по здравоохранению США, Германии, Канаде, Франции, Италии. При этом специали­сты полагают, что принцип «презумпция согласия» являет­ся более эффективным, т. е. более соответствует целям и интересам клинической трансплантации. Российские же трансплантологи считают, что «процесс получения согла­сия на изъятие органов по-прежнему является в нашей стране основным фактором, сдерживающим развитие (рас­ширение) донорства. Прямое обращение врачей к паци­енту или его родственникам («испрошенное согласие») в силу культурно-исторических особенностей России, как правило, ответного движения не вызывает (одни исследо­ватели называют это «недостаточной цивилизованностью», а другие — «нравственной чуткостью»). В то же время при­нятие врачом «решения о «неиспрошенном согласии» в ус­ловиях почти полной неинформированности населения по правовым вопросам органного донорства может иметь в дальнейшем негативные последствия для должностного лица со стороны родственников умершего».

Тем не менее в современной медицине продолжается процесс расширения показаний к различным видам пере­садок, что является одним из объективных оснований того, что одной из устойчивых особенностей современного об­щества становится «дефицит донорских органов». Состоя­ние «дефицита донорских органов» — это хроническое не­соответствие между их «спросом» и «предложением». В любой момент времени приблизительно 8000-10000 чело­век ожидают донорский орган. Это заставляет специалистов-трансплантологов искать, определять и прокладывать «пути» к стабильным источникам донорского материала. Один из путей приводит к необходимости определения «момента смерти», что значительно расширит, с точки зрения специалистов, возможности получения органов для трансплантации. Еще одним путем становится «ранняя кон­статация смерти мозга» и выявление «потенциальных до­норов».

Эти «пути» — движение в направлении к прагматическо­му отношению к смерти человека с возможностью недопус­тимых для общества последствий, например, к утвержде­нию прагматико-потребительного отношения к человеку, тело или части тела которого становятся объектом коммерче­ских сделок. С тенденциями коммерсализации трансплан­тации связан запрет на куплю-продажу органов и (или) тка­ней человека, зафиксированный в статье 1 Закона РФ «О трансплантации», что лишь свидетельствует о реальности этих процессов. Характерно, что сами трансплантологи на основании несложных расчетов приходят к выводу: «Приоб­ретение и использование живых почек и роговиц оказыва­ется значительно доходнее, чем промышленное предпри­нимательство». Формой противостояния коммерсализации трансплантации является запрет на трансплантацию донор­ских органов от живых неродственных индивидуумов в За­коне «О трансплантации».

Трансплантация органов от живых доноров не менее про­блематична в этическом плане, чем превращение умерше­го человека в донора. Нравственно ли продлевать жизнь на какое-то время ценою ухудшения здоровья, сознательной травматизации и сокращения жизни здорового донора? Гу­манная цель продления и спасения жизни реципиента теря­ет статус гуманности, когда средством ее достижения ста­новится нанесение вреда жизни и здоровью донора.

Не менее драматичными являются ситуации дефицита донорских органов. Относительно проблемы выбора между получателями донорских органов российскими специали­стами принимаются два общих правила. Одно из них гла­сит: «Приоритет распределения донорских органов не дол­жен определяться выявлением преимущества отдельных групп и специальным финансированием».

Второе: «Донорские органы должны пересаживать наи­более оптимальному пациенту исключительно по медицин­ским (иммунологическим) показателям».

Определенной гарантией справедливости при распре­делении донорских органов является включение реципиен­тов в трансплантологическую программу, которая форми­руется на базе «листа ожидания» регионального или меж­регионального уровней. Реципиенты получают равные пра­ва на соответствующего им донора в пределах этих про­грамм, которыми предусмотрен также обмен донорскими трансплантантами между трансплантационными объедине­ниями. Обеспечение «равных прав» реализуется через ме­ханизм выбора сугубо по медицинским показаниям, тяже­стью состояния пациента-реципиента, показателям иммунологической или генотипической характеристик донора. К известным трансплантационным центрам относятся Евротрансплантант, Франс-трансплант, Скандиотрансплант, Норд-Италия-трансплант и др. Оценивая такую систему распределения органов как гарантию от всевозможных злоупот­реблений, рекомендация по созданию «системы заготовки донорских органов на региональном или национальных уров­нях» оценивается как одно из общих этических правил.

Либеральная позиция. Либеральная по­зиция сводится к оправданию, обоснованию, пропаганде трансплантации как нового направления в медицине. В каче­стве характерного примера либерального основания донор­ства может быть приведена концепция «физиологического коллективизма», разработанная в 30-е годы А. Богдановым, организатором первого в мире Института переливания кро­ви. Согласно этой концепции, донорство — это новая этиче­ская и социальная норма, а переливание крови — один из способов «братания людей» (буквального) и создания из от­дельных индивудуумов общества как (опять же буквального) единого «социального организма».

Современные трансплантологи не создают утопических концепций, но стремятся выйти на уровень этических пра­вил и норм своей деятельности. Различные формы реко­мендаций и правил, которые принимают специалисты-трансплантологи в границах либеральной позиции, имеют своим фундаментальным основанием два принципа антропоцен­тризма. Первый касается натуралистическо-материалистического понимания человека, второй — конечности жизни (отрицания бессмертия души).

Расширение практики трансплантации либеральные идео­логи связывают с преодолением «мифического отношения к сердцу как вместилищу души» и символу человеческой идентичности, с преодолением отношения к смерти как «пе­реходному состоянию». Они видят прямую связь между про­грессирующим развитием трансплантации и преодолением общественного психологического барьера в виде традици­онно-религиозной культуры с ее системой ритуалов и отно­шением к смерти. Они полагают, что успех трансплантологии возможен только в условиях «развитого и подготов­ленного общественного мнения, признающего безуслов­ность гуманистических ценностей по всему кругу вопросов практики трансплантации органов». Среди безусловных гу­манистических ценностей особо выделяются следующие три:

«добровольность, альтруизм, независимость».

Особое место в либеральной биоэтике занимает понятие «анатомичесие дары». Подчеркивая «дарственность», т. е. без­возмездность «анатомических даров», либеральная биоэти­ка пытается преодолеть и исключить возможные экономиче­ские мотивы данного поступка. Включение любой формы экономического расчета означает потерю ценностно значи­мого, нравственного статуса «дарения». Тем не менее либе­ральная биоэтика представлена и попытками объединения «экономической выгоды» и «гуманности». Широко известен аргумент, что высокая цена органов, которую в состоянии заплатить предприниматели, обеспечит донорам стран «третьего мира» нормальный уровень жизни и спасет многих людей от голода. В ряду подобных аргументов оказывается и следующее суждение: «Не должна запрещаться оплата ра­зумных расходов за медицинские услуги, связанные с пре­доставлением донорского органа (но не за орган)».

«Разумность расходов» и гуманность целей транспланта­ции может не вызывать сомнений. Но средства ее реализа­ции, предполагающие экономические отношения по типу «ку­пли-продажи», включая и их превращенные формы («даре­ние»), с неизбежостью умаляют ее этический смысл. Кантовский критерий этичности — рассмотрение человека как «цели», а не как «средства» — несоразмерен с подобной экономиче­ской разумностью и целесообразностью. Именно кантовский критерий этичности положен в основание статьи 1 Закона РФ «О трансплантации», где четко оговорено: «Органы и (или) ткани человека не могут быть предметом купли-продажи».

В Предисловии к Руководству по трансплантологии ака­демик В. И. Шумаков ставит задачу организации «научно обоснованной пропаганды донорства». Такая постановка задачи может иметь своим следствием лишь какой-нибудь новый вариант богдановского «физиологического коллек­тивизма». Стремление науки научными средствами обосно­вать донорство не вполне корректно. Обоснование донор­ства не задача науки, будь то физиология, биология, химия, генетика и т. п. Обоснование донорства — это задача эти­ки, в том числе этики религиозной. Об этом свидетельству­ет и понятие «дарение органов», которое становится новым символом любви, взаимной заботы и спасения жизни, но, по сути дела, представляет собой современную трансфор­мацию традиционно-религиозной идеи жертвы.

Консервативная позиция. Консерватив­ная позиция менее всего склонна содействовать тому, что­бы современная российская наука вновь вставала на исхожий советским атеизмом вдоль и поперек тупиковый путь противопоставления науки и веры. Сегодня естествознание получило возможность понять, что, во-первых, действитель­ное различие между наукой и верой является условием их самоценности и, во-вторых, насколько произвольно и упро­щенно их «воинственное» исключение друг друга.

В Православном Символе Веры утверждается вера в вос­кресение мертвых. Вопрос, включает ли «оживление костей» воссоздание целостности тела, которое стало жертвой трансплантологической практики, является исключительно пред­метом веры. И при этом главное, что какую бы научную фор­му ни принимал атеизм, он также обречен всего лишь на веру, правда атеистическую, в невозможность Воскресения мертвых, так как никакими научными доказательствами этой невозможности атеизм не располагает и располагать не мо­жет. Путь противопоставления одной веры другой беспер­спективен для сторонников и идеологов «научно обоснован­ного донорства». Реальные же возможности обоснования до­норства заключены не в науке, а в самой религии.

Известно, что все мировые религии сохраняют почти­тельное отношение к телу покойного. К сожалению, пони­мание смерти в натуралистическо-материалистическом мировоззрении порождает весьма типичное к ней отноше­ние. Оно проявляется, например, в следующей рекоменда­ции врачам и сестрам, которые находятся в состоянии «эмо­ционального раздвоения» в своем восприятии человека с диагнозом смерти мозга как определенной личности: «В таких случаях надо четко осознавать: при смерти мозга па­циент перестает быть человеческой индивидуальностью».

Христианская позиция, которую выразил профессор бо­гословия В. И. Несмелов, исходит из того, что физическая смерть — не столько переход в новую жизнь, сколько «по­следний момент действительной жизни». Понимание смерти как пусть последней, но «стадии жизни», как «личностно значимого события», отношение к которому — это область человеколюбия, область собственно нравственного отно­шения между человеком умершим и человеком живым, в частности, между умершим больным и врачом как субъек­том нравственных отношений.

В христианстве мертвое тело остается пространством лич­ности. Почтение к умершему непосредственно связано с ува­жением к живущему. Утрата почтения к умершему, в частно­сти, нанесение повреждений телу, влечет за собой в конце концов потерю уважения к живущему. Прагматическое исполь­зование трупов в медицине влечет за собой усиление потре­бительского отношения к человеку. Это проявляется в устой­чивой и, к сожалению, неизбежной тенденции коммерсализации медицины. Закон Российской Федерации «О трансплан­тации органов и тканей» запрещает куплю-продажу человече­ских органов, что как нельзя более убедительно свидетельст­вует о реальности подобных сделок, создавая при этом новый набор «мотивов» для так называемых преднамеренных убийств.

Возможна ли оценка трансплантологической практики, и какой она может быть в контексте Православия? Отец Ана­толий Берестов, настоятель домового храма преп. Серафи­ма Саровского при Институте трансплантации говорит, что Православной Церкви еще предстоит определиться в эти­ческом плане в отношении вопроса трансплантологии. Это определение, конечно же, будет включать анализ того, как произошел и происходит подмен добра злом, т. е. как стрем­ление спасти человеческую жизнь оборачивается уничиже­нием другой жизни — нанесением вреда живому донору, использованием человеческих трупов в качестве доноров, отношением к пациенту с диагнозом смерть мозга как к хранилищу запасных органов и т. д. и т. п.

Эти «явления» вопиют о том, что даже такая фундамен­тальная цель, как спасение человеческой жизни, требует соблюдения множества условий, среди которых соблюде­ние свободы и добровольности, т. е. ценностей, которые составляют суть самопожертвования.

В православной этической традиции никогда не шла речь о том, что нельзя жертвовать собою во имя спасения жизни человека. Напротив, «нет больше той любви, как если кто по­ложит душу свою за друзей своих» (Ин., 15: 13). Сама жерт­венная смерть Спасителя является свидетельством этической ценности самопожертвования. Но самопожертвование, как сознательное и добровольное действие человека, исключает любое внушаемое воздействие и насилие. Определенным ви­дом нравственного «насилия», с нашей точки зрения, может стать превращение человеческой способности к жертвенно­сти в норму, или правило, или новый критерий гуманности.

Практика трансплантации органов вышла сегодня из уз­коэкспериментальных рамок на уровень обычной медицин­ской отрасли. Своей несоразмерностью этическим христи­анским ориентациям она небывало увеличивает социаль­ную опасность ошибки, которая может оказаться гибельной для каждого человека и для культуры в целом.

Найти, понять и принять меру сотворчества Бога и чело­века в спасении Жизни — это действительно непростая за­дача разумного отношения к этическим проблемам транс­плантации. Но путь разума, и особенно разума нравствен­ного, не исключает, а напротив, предполагает и запреты, и самоограничение. Для религиозной нравственной филосо­фии очевидно, что все разумное имеет свои пределы, бес­предельны только глупость и безумие.

Страницы: 1, 2