Глаза умерших смотрят так. Георгий Иванов. Белая лира. Избранные стихи 1910 - 1958. Москва: Яуза, 1996.
«Мир, что навсегда потерян», для Георгия Иванова ассоциировался именно с 1913 годом - последним для него (и не только для него) годом «старого мира». Период 1914 - 1922 гг. несет в себе совершенно иное мироощущение.
Вторая глава также подразделяется на два параграфа: жизнь в эмиграции до второй мировой и после второй мировой. Дело в том, что вторая мировая стала для Г. Иванова и И. Одоевцевой очередным водоразделом, после которого их репутация из-за поддержки гитлеровской оккупации СССР оказалась подмоченной, многие знакомые отвернулись, финансовые дела пошли хуже и вообще наступил совершенно иной период жизни. В этом параграфе мы попытаемся раскрыть основы противоречивой политической позиции Г. Иванова и ответить, на вопрос, можно ли его назвать патриотом и можно ли его назвать коллаборационистом.
Глава 1. Георгий Иванов в России
§1. Поэт до 1914 года
Георгий Иванов родился в 1894 г. и был младшим, любимым сыном не очень знатного, но волей судьбы ставшего на некоторое время очень богатым, отставного военного. Детство писателя прошло в имении Студенки на границе Польши, где юношу окружала живописная природа и произведения искусства. В доме, к примеру, находились подлинные картины Ватто и Гогена. Устраиваемые матерью музыкальные вечера, домашние концерты певцов и музыкантов воспитали в будущем поэте чувство мелодики - признаки его ранней поэзии.
«Имею ласковую мать, отца нестрого. И все мне делает семья, чего хочу», Цит. по: Аганосов В. В. «Мне исковеркал жизнь талант двойного жренья…»: Г. Иванов (1894 - 1958) // Литература русского зарубежья (1918 - 1996). М., 1998. С. 228 - 247. - писал Г. Иванов. Представленный сам себе, мальчик увлекался античной мифологией и даже назвал подаренный ему отцом остров на одном из прудов имения Цитерой. После разорения и смерти отца Г. Иванов учился в кадетском корпусе в Петербурге, но не окончил его, поскольку всерьез увлекся поэтическим творчеством.
Одержимый стихами и писавший их даже во время уроков, он был уже в некоторой степени известен в литературных кругах. Произошло это с легкой руки писателя-символиста Г. Чулкова, встретившегося Г. Иванову на его жизненном пути. Знакомство имело замечательные последствия. Г. Чулков представил начинающего поэта А. Блоку; каким-то образом состоялось знакомство и с М. Кузьминым. Стихи шли неудержимым потоком. Довольно скоро он отдал свои стихи в «Гаудеамус» - литературный журнал, издававшийся в университете. Журнал был эстетическим, такими же были и стихи начинающего поэта. Журналу они подошли и стали появляться на его страницах почти еженедельно. Эти ранние пробы пера вошли в сборник Г. Иванова «Отплытие на о. Цитеру» (1912). Триста экземпляров книги отпечатаны были попечением старшей сестры юного поэта. Первая книга была замечена критикой. Н. Гумилев писал в «Аполлоне»: «Редкие переходы от «прекрасной ясности» и насмешливой нежности восемнадцатого века к восторженно звонким стихам-молитвам». Цит. по: Крейд В. Об авторе этой книги // Иванов Г. Мемуары и рассказы. М., 1992. С. 4. Однако такой знаток поэзии, как Н. Гумилев, не мог не заметить подражательность пьес семнадцатилетнего автора. В своей рецензии он не останавливался на подробностях, кроме, пожалуй, одной: «Георгий Иванов всецело под влиянием Кузьмина». Там же. однако слово «всецело», по мнению В. Крейда, не совсем к месту, так как в период своего ученичества Г. Иванов сумел хорошо прочитать не только Кузьмина, но и великое множество других поэтов. Там же.
Кардинальным фактом в судьбе юного поэта оказалось знакомство с Н. Гумилевым и вступление весной 1912 года в Гумилевский кружок «Цех поэтов». Этому событию предшествовала быстрая смена увлечений: Сологуб и Бальмонт, XVIII век и Кузьмин, Блок и футуристы, Игорь Северянин и близкий Вячеславу Иванову мистик Алексей Скалдин.
Со вступлением в «Цех» для Г. Иванова начались самые яркие, самые памятные во всей последующей жизни поэта годы. Да и сам русский серебряный век вступил тогда в свою золотую пору. Н. Гумилев продумывал окончательно свою миссию - строителя русского ренессанса. Предвоенный Петербург был самым подходящим местом для осуществления этих честолюбивых замыслов. В этой атмосфере столицы, изобилующей талантами и культурными начинаниями, проходила насыщенная литературными встречами и событиями юность Г. Иванова. Со вступлением в «Цех» он свел знакомство с большой группой молодых поэтов Гумилевского кружка. Почти все они, начиная с осени 1912 года, сотрудничали в ежемесячнике стихов и критики «Гиперборей».
Сам Г. Иванов временем своего «вступления в литературу» считал предвоенную зиму. Иванов Г. Мемуары и рассказы. М., 1992. С. 67. Три предшествующих года (то есть время его настоящего литературного дебюта) им были отнесены к своей, так сказать, предбиографии. Творческая биография началась для него с «Горницы» - второго поэтического сборника.
Работа над «Горницей» велась в 1913 г., а весной 1914 г. книга вышла в издательстве «Гиперборея». Сотрудничество в журнале того же названия способствовало укреплению литературной репутации Г. Иванова. Хотя журнал издавался незначительным тиражом (около двухсот экземпляров), он попадал в руки тех литераторов, чей голос имел вес на петербургском Парнасе. Сотрудничество в «Гиперборее» сблизило Георгия Иванова с Осипом Мандельштамом настолько, что у них была одна визитка на двоих. Кроме того, оно влекло за собой частые встречи с молодыми поэтами, печатавшимися в журнале и собиравшимися у Михаила Лозинского на редакционных пятницах.
В январе 1913 г. Г. Иванов впервые напечатался в «Аполлоне», в том номере, где были опубликованы манифесты акмеистов. Сам же он чрезвычайно высоко ставил этот журнал и публикацию в нем расценивал как факт признания. Сотрудничество в «Аполлоне» также способствовало расширению круга литературных знакомств, послуживших в дальнейшем материалом для «Китайских теней» и других его мемуаров. Примечательно и участие его в Обществе ревнителей художественного слова, в обиходе известном под именем «Академия стиха». В этот кружок входили Вячеслав Иванов, С. Маяковский, В. Недоброва, А. Скалдин, О. Мандельштам, А. Ахматова, А. Блок, Н. Гумилев, В. Гиппиус, В. Пяст, С. Городецкий, А. Кондратьев, Ф. Сологуб и др.
В 1913 г. возник в Петербурге еще один кружок - Общество поэтов, называвшийся «Физа». На его собраниях встречалось до ста человек, из которых многие были поэтами. Добавим к этому посещаемый Г. Ивановым кружок Ф. Сологуба и еще несколько кружков и салонов, да к тому же встречи с поэтами в редакциях журналов, например, в «Северных записках» и в «Лукоморье». А еще знаменитая «Бродячая собака», где можно было увидеть кого угодно: от Маяковского до Тинякова, от Бориса Садовского до Виктора Шкловского.
Так или иначе, но 1913 год остался в памяти Георгия Иванова как самый яркий, насыщенный, счастливый, свободный, год апофеоза молодости и удачи, и «розы, и вино, и счастье той зимы» Георгий Иванов. Белая лира. Избранные стихи 1910 - 1958. Москва: Яуза, 1996. особенно ярко отражались в контрасте с последующими годами, которые для поэта ассоциировались со «свинцовым мраком». Там же.
§2. Эпоха потрясений
В 1914 г. закрылись значившие столь много в жизни Георгия Иванова «Цех поэтов» (весна 1914 г.) и «Гиперборея» (февраль 1914 г.). Наверное, с этого и надо начинать «эпоху потрясений», которая продолжилась в ужасах Первой мировой, смерти Николая Гумилева, много значившего для Г. Иванова, кошмаре революционных лет и печально завершилась эмиграцией в 1922 году.
В тринадцатом году, ещё не понимая,
Что будет с нами, что нас ждёт… Там же. -
напишет впоследствии Георгий Иванов. Для него это год был последним годом старого мира. И в этом он был не одинок: другие литераторы отмечали то же самое. Та же Анна Ахматова указывала на принципиальное отличие петербургского серебряного века до начала войны 1914 г., самое большее - до переломного 1917 г., от петроградского периода. Ахматова А. Записные книжки. 1958 - 1966. СПб., 1990.
Н. Н. Берберова в своеобразном мемуарном стихотворении, посвященном Г. Иванову, указывал на то же обстоятельство:
Как в тринадцатом, последнем,
В незабвенном, вольном году…
Сложно сказать, был ли 1913 год «последним» для самой Н. Н. Берберовой или она просто хотела подчеркнуть мировосприятия самого Г. Иванова, но факт остается фактом: с 1914 годом в небытие ушел старый мир, началась новая эпоха.
Н. Гумилев с началом войны записался добровольцем в уланский полк. Г. Иванов по его рекомендации начинает заведовать в «Аполлоне» отделом поэзии. Картина литературной жизни меняется. В журналах ведущей становится военная тема. Значительную дань ей отдал и Г. Иванов в своем третьем сборнике стихов «Памятник славы». Литературная активность Г. Иванова в это время чрезвычайно велика. В 1914 - 1916 гг. он пишет критические стихи для «Аполлона», рассказы для «Аргуса», в журнале «Лукоморье» печатает под своим именем и под псевдонимом множество стихотворений. Его произведения появляются и в других журналах («Нива», «Огонек») и в альманахах «Цевница», «Зеленый цветок», «Петроградские вечера» и др. Добавим к этому участие в обществе «Медный всадник», в кружке «Трирема», Академии стиха, в возродившемся ненадолго «Цехе поэтов», а также в литературных вечерах, например, в вечере современной поэзии в Тенитевском училище. Но важнейшим литературным событием 1916 г. был выход в свет четвертого сборника Г. Иванова «Вереск», лучшей его дореволюционной книги. 1916 год занимает особое место в творчестве Г. Иванова. К нему приурочены многие его воспоминания. В этом же году происходит действие романа «Третий Рим». Атмосфера этого последнего года старой России живо и рельефно отразилась в «Вереске».
Естественно, светская и, если можно так сказать, литературно-богемная жизнь Г. Иванова продолжалась и в эти годы «нового мира». В то время, согласно источникам, Г. Иванова знали как достаточно известного человека в литературно-эстетском обществе Петербурга. И. Одоевцева: «Я знаю от Гумилева, что он [Г. Иванов] самый насмешливый человек литературного Петербурга. И, вместе с Лозинским, самый остроумный». Одоевцева И. На берегах Невы. М., 1989. К его мнению прислушивались: той же И. Одоевцевой Н. Гумилев, который тогда с ней встречался, советовал понравиться прежде всего именно Г. Иванову, насмешливо-критические замечания которого могли стоить литературной карьеры начинающему литератору. Там же. Впрочем, «… Георгий Иванов… был великим открывателем молодых талантов. Делал он это с совершенно несвойственной ему страстностью и увлечением». Там же.
Начало Февральской революции Г. Иванов встретил с энтузиазмом, Октябрьскую - сразу же понял как бедствие, несчастье, демонскую стихию. Под советской властью он прожил до своего отъезда пять лет. Пережил обыск и арест, потерю друзей; самой трагической из которых была гибель Н. Гумилева. С ним настолько многое было связано в его петербургской жизни, что вскоре после смерти старшего друга Г. Иванов задумал написать о нем книгу. Замысел не осуществился, но продуманные для этой книги воспоминания нашли воплощение в «Китайских тенях».
Однако в эти же годы Г. Иванов нашел свою вторую половину, с которой проживет 37 лет и покинет этот мир с мыслью о ней. Речь идет, конечно, о встрече с И. Одоевцевой, которая приехала в Петербург (уже Петроград!) в 1919 году. Как уже говорилось, Анна Ахматова указывала на принципиальное отличие петербургского серебряного века до начала войны 1914 г., самое большее - до переломного 1917 г., от петроградского периода. И, поскольку она не могла спокойно говорить об Ирине Одоевцевой, занявшей ее место подле Николая Гумилева, Анна Ахматова ставила ей это обстоятельство в упрек: «Ни Одоевцева, ни Оцуп Петербурга и не нюхали. Они появились в 19 г., когда все превратилось в свою противоположность». Ахматова А. Записные книжки. 1958 - 1966. СПб., 1990.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6
