Идея воплощения божества в жертве подтверждается известным описанием обряда приведения к власти ирландских королей, сделанным уже в 1185г. английским историком и теологом Гиральдом Камбрийским в книге "Описание Ирландии".: "Все люди страны собираются в одно место, туда приводится белая кобыла, белую кобылу выводят пред них, и тот, кого инаугурируют, не как князь, но как зверь, не как царь, но как разбойник, выходит пред людьми на четвереньках, провозглашая себя животным, столь же бесстыдно, сколь и опрометчиво. Кобылу немедленно убивают, разрезают на части и варят, а из варева готовят для него купель. Сидя в ней, он ест от мяса, которое подают ему, а люди стоят вокруг и тоже едят от этого. Затем от него требуетяс испить от варева, в котором он купается, не пользуясь никаким сосудом, ни даже своими ладонями, но лакая ее языком. Когда сии неправедные обряды исполнены должным образом, его королевская власть и право считаются подтвержденными." В этом странном ритуале ясно прослеживается полузабытый культ лошади как божества, существовавший когда-то у древних кельтов. Еще в континентальной Галлии богиня-мать, носившая имя Эпона, изображалась в виде лошади с жеребенком или всадницы. Эти изображения встречаются в археологических раскопках довольно часто. Ритуальная свадьба с белой кобылой, видимо символизировала брак короля со страной; затем кобылу убивали и съедали, что означало приобщение к телу божества и должно было обеспечить дальнейшее благополучие и процветание и самому королю, и его подданным. Кельтский воин видел свою судьбу предрешенной, а смерть -"вершиной долгой жизни". Смерть короля или вождя для племени всегда была поводом собраться на ритуальное сожжение, вспоминая его храбрые подвиги и от всей души принимая участия в погребальных играх. Цезарь говорил о кельтах, что "их похороны величественны и дорогостоящи, и все, что они считают дорогим для них при жизни, они бросают в огонь, даже животных. А незадолго до этого времени, с ними вместе в погребальном обряде хоронили и рабов, и домашних". Это подтверждает Мела: "Они сжигают и хоронят вместе с мертвым все, что было у него при жизни, и бывают сыновья, которые, по своей собственной воле, бросаются в погребальные костры своих родных, желая жить вместе с ними" [Филин, 1961: 166-169].
Широко известные ирландские поминки и погребальные игры, которые ритуально переосмысляют части древних погребальных практик, всегда были шумными и веселыми, со множеством танцев, песен и тщательно изображаемых фаллических ритуалов. Как сказал об этом один остроумный человек: "жизнь человека обречена на смерть способом воспроизводства, и ее можно скрасить только хорошей историей". Hаше нынешнее мимоходное отношение к погребальной церемонии, вероятно, уникально в истории планеты, и это печальное свидетельство нашей варварской цивилизации. Инаугурация и выбор нового короля или вождя были так же сложны, дорогостоящи и величественны, как и похороны старого. Первым непременным правилом в Ирландии было, что ни один человек с физическим недостатком не мог быть королем. Исторический король Кормак был вынужден отречься, когда потерял глаз, потому что нельзя было и подумать, чтобы божественная инкарнация проявилась одноглазым человеком. В "Книге Бурой Коровы" XI в. есть упоминание ритуала, которым выбирался король: "Убивали белого быка, и шаман-жрец съедал свою долю мяса и пил его кровь. Пока он лежал в состоянии транса, над ним читали заклинания, чтобы он мог увидеть в сфере грез вид и внешность человека, который должен был стать королем".
Не следует видеть только проявление грубости нравов или бессмысленной жестокости и в обычае кельтов отрубать головы поверженным врагам. Кельты считали, что хранение подобных военных трофеев не только свидетельствовало о доблести воина, но и обеспечивало переход к нему храбрости и ума убитого. Широко упоминаемый в античных текстах и находящий подтверждение в археологических находках обычай "охоты за головами" описывается и в ирландских сагах. Так, например, в саге "Повесть о кабане Мак Дато" герой Конал Победоносный хвалится перед воином Кетом, своим соперником, тем, что "ни разу не спал, не подложив под колено головы коннахта". И между собеседниками происходит короткий, но примечательный диалог:
- Это правда, - сказал Кет. - Ты лучший боец, чем я. Будь Анлуан здесь, он вызвал бы тебя на единоборство. Жаль, что его нет в доме.
- Он здесь, вот он! - воскликнул Конал, вынимая голову Анлуана из-за своего пояса. И он метнул ее в грудь Кета с такой силой, что у того кровь хлынула горлом.
В другой саге - "Смерть Конхобара" - рассказывается, как король уладов умирает из-за того, что ему в голову попадает окаменевший мозг воина Месгегеры. Таким образом, обычай хранить головы врагов подтверждается всеми источниками, по которым проводится реконструкция религии и обычаев древних кельтов, поэтому не приходится сомневаться в том, что он действительно существовал. Однако этот обычай носил, как уже было сказано выше, в первую очередь ритуальный характер, во вторую - представлял собой нечто вроде коллекционирования воинских трофеев и ни в коей мере не имел какого-либо "практического" смысла, который пытались придать ему некоторые античные авторы. Они утверждали, что галльские воины пили воду лишь из черепов только что убитых врагов, наскоро вынимая из них окровавленный мозг [Филин, 1961: 170-172].
Возвращаясь к теме распространенных у кельтов жертвоприношений, необходимо сказать и о другой важной стороне этого ритуала. Например, Страбон в IV книге "Географии" писал: "Римляне проложили конец их жестоким обрядам, и также борются они с жертвоприношениями и пророчествами, столь мало похожими на наши. Так, человека, предназначенного в дар богам, ударяют в спину боевым кинжалом и затем, согласно характеру конвульсий умирающего, предсказывают будущее… Все это совершается всегда при участии и по воле их друидов" [Страбон, 1964: 78].
В этом ритуальном убийстве с последующим прорицанием будущего также прослеживается стремление обеспечить непрерывность движения времени. Предвидение будущего требовало жертвы, и ею иногда становился человек, чаще - ритуальное животное, приобщение к плоти которого было необходимо для получения скрытой во времени истины. Так, в средневековых ирландских текстах описан обычай, согласно которому друид жевал сырое мясо свиньи или сидел на свежесодранной шкуре быка. Совершив этот обряд символического приобщения к божеству, воплощаемому в священном животном, он впадал в сон или в особое экстатическое состояние, во время которого на него нисходило божественное откровение. Этой особой техникой пророчества, или предвидения, владели лишь избранные группы "посвященных". Об этом известно их островных источников (в основном - ирландских), например, из сборника толкований, который был известен под названием
Глоссарий Кормака" (X в.). Составитель "Глоссария" так описывал обряд "имбас форосны" ("освящающее знание"), после исполнения которого поэту-филиду открывалось будущее: "Филид жует кусочек сырого мяса свиньи, собаки или кошки, а затем вынимает его изи рта и кладет на плоский камень возле двери. Он приносит его в жертву богам, которым он служит. После этого он начинает взывать к ним. Потом он уходит и возвращается на следующий день. Если он видит, что мясо исчезло, он ложится сжимая лицо между ладонями. Так он засыпает, и необходимо следить при этом, чтобы сон его не был ничем потревожен, ибо в этом сне ему откроется будущее".
Необходимость подобного "профессионально-экстатического" вдохновения для предречения будущего отмечается и в ирландском эпосе. Так в начале саги "Похищение быка из Куальнге" королева Коннахта Медб встречает пророчицу Федельм и, только убедившись, что у нее в данную минуту есть "имбас форосны", т.е. состояние, необходимое для прорицания, обращается к Федельм с просьбой предсказать итог военного похода против Улада.
Присущая кельтам вера в силу и незыблемость пророчества, изрекаемого друидом или особым "прорицателем", отмечалась античными авторами и среди племен, населявших Галлию. Известно, например, что галльская королева Будикка, желая воодушевить своих подданных до начала схватки с римлянами, прибегла к помощи прорицателей: перед собравшимися галльскими войсками на траву был брошен… заяц. Характер прыжков испуганного животного был истолкован как доброе предзнаменование. Тогда, испустив радостные крики, воины немедленно начали сражение.
Но известны и другие примеры. Так, галаты - одно из галльских племен, - узнав от друидов, что предстоящее сражение не принесет победы, заранее умертвили своих жен и детей, чтобы спасти их от неизбежного рабства. Подобная практика отмечалась римскими авторами у галлов неоднократно, однако интерпретировалась ими, как правило, иначе: в этом страшном массовом убийстве они видели ритуальную жертву и стремление умилостивить богов и заставить их изменить свою волю. Однако это маловероятно, поскольку, как известно, кельты в отличие от римлян не "торговались" со своими богами, но слепо верили в незыблемость их решений, изреченных устами друидов.
Отсюда становится понятно, почему друиды, а позднее филиды (их приемники в Ирландии) пользовались таким уважением и властью: они обладали даром Слова, которое не только обозначало, называло будущий исход события, но и, будучи произнесенным, в значительной мере влияло на него. Друиды действительно обладали правом наречения как людей, так и городов, они выносили приговоры, возносили хвалы, повествовали о прошлых временах; но они также могли и проклясть, и их проклятие непременно должно было свершиться, поскольку, исходя из "освященных" уст, немедленно превращалось в пророчество. Так, например, римский историк Лампридий рассказывал о том, что смерть императора Александра Севера (III в. н.э.) была предсказана ему галльской пророчицей, которая, встретив его на дороге, крикнула, потрясая кулаком: "Иди! Иди, и не видать тебе больше побед, и не жди верности от своих солдат". Вскоре император был убит своими же легионерами…
Ирландские саги содержат немало примеров того, как островные наследники друидов - филиды - использовали свое умение приносить словом вред и могли безнаказанно требовать от короля чего угодно. Любой отказ давал филиду право исполнить так называемую " песнь поношения", грозившую королю серьезными неприятностями вплоть до отстранения от власти, а то и смерти.
В одной из саг повествуется о том, как Неде, филид короля Каэра, захотел сам занять его место и жениться на королеве. Чтобы осуществить задуманное, он обратился к королю с просьбой подарить ему драгоценный кинжал, который, как было филиду заранее известно от жены короля, Каэр сам получил в дар и никогда с ним не расставался. "Увы мне! - сказал Каэр. - Лежит на мне запрет расставаться с ним". Тогда Неде сочинил на него сатиру, и на щеках короля появились три волдыря - черный, белый и красный, после чего тот уже не мог быть королем. Вот эта сатира:
Зло, смерть, короткая жизнь Каэру!
Пусть копья в битве поразят Каэра!
Каэр мертв, Каэр… Каэр под землей,
Под развалинами камня быть Каэру!
Этот и многие другие подобные эпизоды ярко показывают усиление конфликта между жреческой и светской властью в кельтском обществе. Конфликт этот разрешился не в пользу жрецов и привел сначала к падению института друидизма, а затем - к ограничению привилегий филидов, за которым последовало их постепенное исчезновение. Наследники филидов - барды - были лишь придворными поэтами, восхвалявшими королей и пользовавшимися их милостями, но уже ни в коей мере не способными влиять на них.
Сопоставление археологических данных и свидетельств античных и отчасти поздних островных памятников позволяет говорить о том, что одним из элементов друидического культа было почитание священных деревьев: дуба с растущей на нём омелой, тисса, берёзы, рябины, яблони и др.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6
