10. Никита (обращаясь к Полине): «Оставь её».
11. (Воспитательница спрашивает Антона, не хочет ли он пойти с ней). Никита: «Антон, иди, это еще не закончено»
12. (Ни к кому не обращаясь): «Я делаю черные камешки…».
13. (Он же): «Хорошенькие…эти камешки…».
14. (Антону): «Лучше, чем ты, а?..» (Ответа нет: Антон не слышал предыдущей фразы.)
15. (Стас говорит громко: «Смешной дядька!», - на небольшом расстоянии, не обращаясь ни к Никите, ни к кому-нибудь другому.) Никита: «Смешной дядька!» (продолжает риовать свой трамвай.).
Мы выбрали из высказываний Никиты (6 лет, 2 мес.) этот пример потому, что он представляет наиболее энергичную общественную деятельность, на которую он способен: он рисует за одним столом с Антоном, своим неразлучным другом, и беспрестанно разговаривает с ним. В этом случае было бы естественно, если бы единственной функцией речи было сообщение мысли. Но присмотримся поближе. Наоборот, оказывается, что с социальной точки зрения эти фразы или обрывки фраз имеют крайне разнообразное значение. Когда Никита говорит: «У них нет…» и т.д. (2) или: «Я делаю…» и т.д. (12), он ни к кому не обращается. Он просто думает вслух перед своим рисунком. Тут налицо первая категория речи - монолог. Когда Никита говорит Полине или Диме: «Это - трамвай» и т.д. (3) или «У этого трамвая…» и т.д. (4), то кажется, что в этом случае он хочет, чтобы его поняли, но при ближайшем рассмотрении мы видим, что, с одной стороны, ему мало интересен собеседник (он переходит от Полины к Диме, чтобы сказать то же самое), а с другой стороны, для него неважно, слушает ли его собеседник или нет. Он уверен, что его слушают. Точно так же, когда Полина дает ему ответ, абсолютно не связанный с тем, что он только что сказал (7), он не делает попыток ни к тому, чтобы его поняли, ни к тому, чтобы самому понять. Они оба останавливаются каждый на своих собственных мыслях, и этим удовлетворяются (7-9). Собеседник здесь играет только роль возбудителя. Никита говорит сам для себя, как если бы он произносил монолог; но к этому еще прибавляется удовольствие, которое он испытывает, думая, что он представляет интерес для других. Это будет новая категория, которую мы упоминали в классификации - коллективный монолог. Она отличается от предыдущей, но также - и от настоящего обмена мыслями и сведениями. Последний составит отдельную категорию, которую мы назовем адаптированной информацией, к которой можно отнести фразы 1 и 11. Ребенок в этом случае обращается к определенным собеседникам, и говорит для того, чтобы собеседники слушали и понимали. Наряду с этим обменом констатирующего, или объективного порядка можно еще отметить обмен более императивного, или субъективного порядка, состоящий в приказаниях (10), или в насмешках, критике, подтверждении собственного превосходства и т.д.(14). Кроме того, можно отметить простые повторения, лишенные смысла (4), вопросы и ответы.
§ 2. Эхолалия
Известно, что в первые годы жизни ребенок любит повторять слова, которые он слышит, имитировать слоги и звуки даже тогда, когда они не имеют смысла. Функции этого подражания, впрочем, трудно определить в одной формуле. В аспекте поведения подражание есть идеомоторное приноравливание за счет которого ребенок воспроизводит, потом симулирует жесты и мысли лиц его окружающих [Пиаже Ж., 1999]. Но с точки зрения личности и с точки зрения социальной подражание есть, как это утверждают Болдуин и Жане, смешение между «я» и «не-Я», смешение деятельности собственного тела и тела другого человека; в период, когда ребенок более всего подражает, он делает это всем своим существом, отождествляя себя с предметом подражания. Но такая игра, кажущаяся чисто социальной ситуацией, остается в то же время исключительно эгоцентрической. Имитируемые жесты и поступки сами по себе нисколько не интересуют ребенка, и «Я» не приспособляется к другому; мы здесь имеем смешение, благодаря которому ребенок не знает, что он подражает, и он выдерживает свою роль так, как если бы он сам ее создал. Таким образом, еще к 6--7 годам, когда ребенку объясняют что-нибудь и затем сейчас же просят вновь передать объясненное, он воображает, что самостоятельно нашел то, что в действительности он только повторяет. Здесь подражание совершенно бессознательно, как это нам случалось неоднократно замечать.
Такое психическое состояние составляет полосу деятельности ребенка -- полосу, которую можно найти в любом возрасте с иным только содержанием, но всегда тождественную в своих функциях. У наблюдавшихся нами двух детей некоторые из записанных разговоров обладают свойствами чистого повторения, или эхолалии. Этой эхолалии принадлежит роль простой игры; ребенку доставляет удовольствие повторять слова ради них самих, ради развлечения, которое они ему доставляют, не обращаясь абсолютно ни к кому. Вот несколько типичных примеров:
(Воспитательница Е. сообщает Мише слово «целлулоид») Стас, работая над своим рисунком за другим столом: «Лулоид... лелелоид...» и т.п.
(Перед аквариумом. Никита вне группы и не реагирует. Произносится слово «тритон».) Никита: «Тритон... тритон».
Стас (после того как часы прозвонили « куку»): «Ку-ку... ку-ку».
Эти чистые виды повторения, впрочем, редки в возрасте Никиты и Стаса и не представляют интереса. Они более интересны, когда возникают во время разговора, например:
Дима говорит Антону: «Посмотри, у тебя вылезают трусы». Никита, находящийся на другом конце комнаты, немедленно повторяет: «Посмотри, у меня вылезают трусы и рубашка».
В этом нет ни слова правды. Удовольствие повторять ради повторения заставляет Никиту произнести эту фразу; он испытывает удовольствие потому, что может воспользоваться услышанными словами, и не для того, чтобы приобщиться к разговору, а чтобы просто поиграть ими.
На с. 17 был приведен пример с Никитой, который, услышав, как Стас говорит: «Смешной дядька», - повторяет эту фразу ради забавы несмотря на то, что сам он занят рисованием трамвая (фраза 15). Можно видеть, как мало повторение отвлекает Никиту от его собственного занятия.
(Антон говорит: «Я хочу ехать на поезде сверху»). Никита: «Я хочу ехать на поезде сверху»
Процесс всегда один и тот же. Дети заняты своими рисунками или играми. Они все говорят вперемежку, не слушая друг друга. Но брошенные слова схватываются на лету, как мячи. Они то повторяются как предложения настоящей категории, то вызывают монологи вдвоем, о которых мы сейчас будем говорить.
Что касается частоты повторения, то она для Никиты и Стаса составляет приблизительно 2 и 1% соответственно. Если их речь разделить на части в 100 фраз, то в каждой сотне будет такой процент повторения: 1, 4, 0, 5, 3 и т. д.
§ 3. Монолог
Даже независимо от вопроса о происхождении, настоящим наблюдением установлено, что слово для ребенка на самом деле значительно ближе к действию и движению, чем для нас. Отсюда два важных для понимания речи ребенка, и в особенности монолога, следствия:
1) Ребенок, действуя, должен говорить, даже когда он один, и должен сопровождать свои движения и игры криками и словами. Конечно, есть и моменты молчания и даже очень любопытные, когда дети собраны вместе, чтобы работать, как, например, в залах детского сада. Но наряду с этими моментами молчания в коллективе сколько же монологов у детей, находящихся в комнате в одиночестве, или у детей, которые, разговаривая, ни к кому не обращаются!
2) Если ребенок говорит, чтобы сопровождать словами свое действие, он может видоизменить это отношение и воспользоваться словами, чтобы произнести то, без чего действие не смогло бы само осуществиться.
Отсюда -- выдумка, состоящая в создании действительности посредством слова, и магическая речь, суть которой -- в воздействии словом, и только им, безо всякого прикосновения к предметам или лицам.
Замечательно, что монолог имеет еще большое значение для детей 6--7 лет. Ребенок этого возраста произносит монологи даже тогда, когда он находится в обществе других детей как например, в залах, где мы работали. В известные моменты можно видеть около десятка детей, каждого за своим столом или группами по двое или по трое, говорящих каждый для себя и нисколько не думающих о соседе.
Вот несколько примеров простого монолога (первая разновидность), где ребенок лишь сопровождает свои действия громко произносимыми фразами:
Стас устраивается за столом, без товарищей: «Я хочу сделать этот рисунок... Мне хочется сделать что-нибудь, чтобы нарисовать. Надо большую бумагу, чтобы сделать это».
Стас переворачивает игру: «И все переворачивается!» Стас только что окончил рисунок: «Теперь я буду делать что-нибудь другое».
Стас -- малыш, очень занятый собой (6 л., 3 мес.). Он должен беспрерывно объявлять всем о том, что он делает. Поэтому такой монолог можно считать вызванным тенденцией, превращающей его в монолог коллективный, где каждый говорит о себе, не слушая других. Тем не менее, оставаясь один, он продолжает объявлять, что хочет делать, довольствуясь собственной персоной как собеседником. В таких случаях это чистый монолог.
У Никиты монолог встречается реже, но в более откровенной форме; ребенку случается говорить и впрямь с единственной целью -- ритмизировать свое действие, без тени самоудовлетворенности. Вот контекст Никиты, где, впрочем, монолог прерывается другими формами речи:
16. Никита берет тетрадь с цифрами и переворачивает страницы ее: «1, 2.., 3, 4 5. 6, 7.., 8... 8, 8, 8, 8 и 8... 9. Номер 9. номер 9, номер 9 [поет], я хочу номер 9 [это число, которое он представляет в виде рисунка]».
17. (Глядя на Полину, которая стоит перед счетами, но не говоря с ней.) «Теперь я хочу сделать 9. 9. Я делаю 9, я делаю 9. (Рисует.)
18. (Воспитательница проходит возле стола, ничего не говоря.) «Вот, смотрите, 9. 9, 9... номер 9».
19. (Он идет к счетам, чтобы посмотреть, каким цветом он изобразит свое число, чтобы оно соответствовало колонне 9 в счетах.) «Розовый карандаш… надо 9». (Поет.)
20. (Антону, который проходит мимо): «Я делаю 9». (Антон:) «Что ты будешь делать? - Маленькие кружочки»
21. (Карандаш сломался.) « Ай-яй-яй!.. ».
22. «Теперь у меня 9».
Следовательно, единственной целью этого монолога является сопровождение данного действия. Но здесь есть два отклонения. Никита желает приобщить к своим намерениям собеседника (фразы 18 и 20); правда, это нисколько не прерывает монолога, который продолжается, как если бы Никита был один в комнате. Слово здесь исполняет лишь функцию возбудителя, но никак не сообщения. Несомненно, Никита испытывает удовольствие от того, что находится в комнате, где есть люди, но если бы он был один, то и тогда произносил бы аналогичные фразы.
Отсюда вторая разновидность детского монолога, когда слово служит не столько для сопровождения и ускорения действия, сколько для замены его иллюзорным удовлетворением. К этой последней группе надо отнести случаи детской магии при помощи слова; но эти случаи, как бы часты они ни были, наблюдаются только при полнейшем одиночестве. Напротив, обычно произнесение монологов доставляет ребенку такое удовольствие, что он забывает действовать и только говорит. Тогда слово становится приказанием, обращенным к реальности. Вот пример чистого монолога и монолога коллективного (см. следующую категорию), который приводит к этим видам приказаний вещам и животным, отдаваемых ребенком в силу увлечения:
Страницы: 1, 2, 3, 4
