Российско-американские отношения вступили в один из самых сложных периодов за всю их историю. Август стал в определенном смысле водоразделом, четко обозначившим объективные ограничения в развитии сотрудничества между странами и различия в подходах к восприятию и интерпретации тех или иных конфликтных ситуаций на международной арене. Москва намерена закрепиться на завоеванных в ходе конфликта позициях, а Вашингтон – дезавуировать военный успех России. Пока полемика носит символический характер и стороны воздерживаются от реальных «ударов» по позициям друг друга. Но вечно так продолжаться не может. В Вашингтоне идут разговоры о нескольких возможных сценариях развития взаимоотношений с Россией: об «избирательном взаимодействии» (пока что сосредоточиться на тех областях, где США действительно могут сотрудничать с Россией, но при этом неуклонно продвигать свои интересы во всех прочих сферах), о «сдерживании» Москвы или даже ее «изоляции» на мировой арене.
После восьми лет пребывания у власти Дж. Буша (и очевидно провального его второго президентского срока) Америку, конечно, ждет период существенной корректировки внешнеполитического курса. Изменение ситуации в мире не может не оказать влияния на развитие американского политического мышления и стиля американского лидерства. С высокой степенью вероятности можно прогнозировать большую прагматичность действий администрации, большую склонность к кооперации с союзниками. Но на российском направлении изменения могут коснуться лишь контроля над вооружениями. В главном – противоречиях на постсоветском пространстве, расширении НАТО и т.д. – Обама, даже при желании поиска компромисса, не сможет «поступиться принципами». Наоборот, он вынужден будет (в том числе по внутриполитическим причинам) демонстрировать жесткость в отстаивании американского видения будущего Евразии.
Как только новый президент США обживется в Белом доме, Соединенные Штаты приступят к формулированию стратегии в отношении России. Учитывая настоящую «обамоманию» на европейском континенте и стремление американского политического истэблишмента восстановить пошатнувшуюся было во время второго срока президентства Дж. Буша трансатлантическую солидарность, делать это американцы будут с активным вовлечением в свои планы европейских союзников.
Казалось бы, кризис, способствовавший обвалу на российском фондовом рынке и резкому ухудшению финансовых и экономических показателей страны, может осложнить работу по формированию и осуществлению внешнеполитической стратегии. Как ни парадоксально, в сложившейся ситуации мировой турбулентности, роста глобальных рисков и общей неопределенности у России как государства и у российской политической и интеллектуальной элиты возникают дополнительные шансы позитивного глобального позиционирования. Место страны в формирующемся миропорядке во многом будет зависеть от того, насколько успешно Россия преодолеет последствия мирового финансового и экономического кризиса, насколько активно и продуктивно сможет российская элита включиться в назревшую дискуссию о новых международных режимах и вообще об универсальных правилах игры в мировой политике, реалистически отдавая себе отчет в том, что международное право – это не свод несокрушимых догм, а эволюционирующий набор конвенциональных норм и принципов, и задача не в сохранении их музейной неприкосновенности, а в недопущении модификации в неприемлемом для России духе.
2.2 «Перезагрузка» российско-американских отношений: проблемы и перспективы
Новая вашингтонская администрация находится в отношении Москвы на политическом распутье. У США в запасе две возможные стратегии: «сдерживание» России и ее привлечение к партнерству. Похоже, команда Б. Обамы еще не определилась с генеральной линией на российском направлении и пока пытается дозированно практиковать оба варианта. Но на фоне колоссального объема негатива, накопившегося в отношениях двух стран за последние годы, даже простая демонстрация готовности к взаимодействию выглядит хорошим знаком.
Если мы попытаемся окинуть мысленным взором путь эволюции внешней политики современной России, то легко обнаружим определенную закономерность или, точнее, цикличность в отношениях с Соединенными Штатами. Два совершенно разных в личностном и поведенческом плане президента (Б. Ельцин и В. Путин) [39], совершенно разные внутри- и внешнеполитические контексты их функционирования – а основные тренды в эволюции российско-американских отношений весьма схожи.
На первом этапе первого срока своего президентства и Б. Ельцин, и В. Путин предпринимали серьезные усилия для максимального сближения сторон, формирования некоего «привилегированного партнерства», а то и союзничества стран. Это был период «больших авансов», которые Россия в том и в другом случае выдавала США в надежде на учет ее собственных преференций на постсоветском пространстве и на «равноправное партнерство» с Вашингтоном, в расчете на приобщение к клубу стран, причастных к разработке правил игры в современной мировой политике.
Однако фаза «стремительного сближения» быстро сходила на нет. Американцы неохотно шли на размены, точнее говоря, не шли вовсе. Россия рассматривалась Вашингтоном как побежденная страна, в сущности не имеющая права голоса и места за столиком, где ведется большая политическая игра. Кроме того, так уж исторически сложилось (во всяком случае, в послевоенный период), что США не знали в последние десятилетия партнерства на равных. Партнерство в американском понимании – это всегда отношения ведущего (Вашингтона) и ведомого. И никак иначе. Ну и потом, у США явно отсутствовала инклюзивная стратегия в отношении России. И в результате через несколько лет настойчивых попыток и односторонних уступок Москвы, которые охотно клались американцами в карман, после чего о них быстро забывали, российские президенты меняли тон и политические интонации в диалоге с Белым домом.
В силу этого и ввиду очевидного несовпадения национальных интересов сторон на постсоветском пространстве, наступал период «двухплоскостной» внешней политики России. На декларативном уровне Москва имитировала политику глобального оппонента, своего рода «неугрожающего противовеса» Соединенным Штатам, а в реальности – продолжала действовать в качестве американского партнера. Хотя, конечно же, партнера своеобразного: более упрямого, раздражительного и своенравного, чем это характерно, скажем, для Британии или Канады. Подобного рода характеристики официальной российской политики позволили даже заговорить о возникновении феномена «русского голлизма».
Постепенно однако многовекторность политических ориентаций (всевозможные треугольники и иные политические конфигурации вроде Москва-Дели-Пекин), жесткая риторика и игра в политическую самостоятельность эволюционировали из фигуры речи и одного из элементов (причем отнюдь не основного) политического дискурса в реальную трансформацию политического курса. А заканчивалось все и вовсе достаточно скандальными, воинственными или весьма жесткими заявлениями (символические образы – Б. Ельцин в окружении генералов у карты Косова в период Косовского кризиса 1999 г. или В. Путин на конференции в Мюнхене в 2007 г.) и глубокой неудовлетворенностью отечественного политического класса «беспринципным» и «наглым» поведением американского истэблишмента.
В сущности можно было прогнозировать повторение подобного политического цикла и для президентства Д. Медведева. Политические сигналы, следовавшие из Кремля, определенно давали к этому основания. В Москве рассчитывали на «потепление» в отношениях с Вашингтоном за счет либерального имиджа и большей гибкости нового российского президента. Так что отношения должны были развиваться по давно проторенному руслу. Можно было ожидать новых широких, но бесперспективных международных инициатив Москвы, новых реальных уступок с российской стороны взамен достаточно эфемерных обещаний снять некоторые из существующих барьеров и ограничений, а затем с неизбежностью – и новых разочарований. Все это было бы несколько мелодраматично, но вполне предсказуемо. Однако очередной политический цикл оказался прерван в августе 2008 г., и отнюдь не по российской инициативе, в связи с событиями в Закавказье. С этого момента стало ясно, что развитие отношений Россия-США пойдет уже по несколько иной траектории и даже, возможно, по принципиально иному пути. Сами эти отношения могут стать лучше или хуже, чем ранее, но они уже не будут такими, как в последние 15 лет.
Неожиданно твердое проявление российскими лидерами воли и дозированное применение силы на Кавказе оказали отрезвляющее воздействие на западных политиков. С приходом новой американской администрации складывается впечатление, что паруса российско-американских отношений понемногу наполняются ветром перемен. Очевидно меняется тональность высказываний политических деятелей двух стран. Американские официальные лица демонстрируют готовность обсуждать с Москвой актуальные темы мировой политики. Вице-президент Дж. Байден заявляет в феврале на Мюнхенской конференции по безопасности о «перезагрузке» российско-американских отношений. Ему в несколько театрализованной манере вторит госсекретарь Х. Клинтон. Б. Обама проводит «установочные» переговоры с Д. Медведевым в Лондоне в рамках саммита Большой двадцатки и принимает решение об официальном визите в Москву в июле 2009 г., публично демонстрируя внимание администрации к российскому направлению политики. На экспертном уровне возобновляются обсуждения проблематики сокращения вооружений и выражается сдержанный оптимизм по поводу перспектив подписания нового всеобъемлющего соглашения по сокращению стратегических наступательных вооружений. Однако оптимизм и даже элементы эйфории, свойственные ряду экспертных оценок, являются лишь свидетельством того, в какой глубокой яме оказались отношения России и США летом-осенью 2008 г.
Сегодня, когда аналитики озабочены особенностями протекания глобального экономического кризиса и мы по несколько раз на дню слышим оптимистические уверения в том, что падение достигло, наконец, дна и ситуация будет меняться к лучшему, аналогия с положением дел в российско-американских отношениях напрашивается сама собой. Описывая состояние российско-американских отношений и дискуссии по поводу их перспектив, трудно отделаться от образного ряда старого анекдота – по мнению пессимистов, хуже уже быть просто не может, российские отношения лежат пластом «на политическом дне» и рано или поздно они будут обречены на некоторое их улучшение; однако по заверениям оптимистов еще есть значительные резервы – для дальнейшего ухудшения ситуации.
Мировой финансовый кризис в его начальной фазе выступил своего рода «универсальным примирителем» и умерил амбиции российской и американской политических элит. Фактически именно глобальный кризис остудил горячие головы по обе стороны Атлантики и продемонстрировал значительную меру взаимозависимости. Особенно очевидно это стало российской элите. Со слов В. Путина в Давосе, все находились в одной лодке. И хотя, судя по интонациям российских официальных лиц, Россия чувствовала себя в этой лодке как каторжник, прикованный к галере, с реальностью приходится считаться. Как приходится считаться новой американской администрации с реалиями, отчетливо проявившимися еще до окончания глобального экономического кризиса, – сужением ресурсной базы, подрывом всеобщей почти слепой веры в мире в исключительность американской экономической и политической модели (и соответственно эрозии американского влияния), – и с наличием целого букета внутренних и внешнеполитических проблем, доставшихся в наследство от Дж. Буша младшего.?
Победа Б. Обамы на президентских выборах на фоне глобального мирового кризиса и неизбежных по его окончании крупных геополитических и геоэкономических подвижек дает неплохой шанс на трансформацию или, по крайней мере, вывод из тупика российско-американских отношений. Пока новая администрация США наиболее плотно занимается экономическим кризисом и беспрецедентным (на уровне 1,2 трлн. долл.) дефицитом бюджета. На данный момент довольно сложно говорить о наличии у новой администрации какой-то большой политической стратегии. Ну и главное – в центре его внимания наследие предыдущей администрации. Обама занимается скорее экстренным реагированием на ситуацию в Ираке и Афганистане и поиском ответа на угрозу распространения ядерного оружия.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10
