В результате этих действий Германия была разрезана, как хирургическим скальпелем, на две части. Был разделен и Берлин, вместо единой валюты в Германии появилось две. Образовались двойные цены. Сепаратная денежная реформа, проведенная в западных зонах, была рассчитанным ударом не только по единству Германии, но и по экономике советской зоны. Задолго до реформы спекулянты, дельцы черного рынка, пронюхавшие о подготовке сепаратной реформы, спешили сбыть в восточной части Германии уже фактически обесцененные денежные знаки, скупая все, что можно скупить. Когда была объявлена реформа в западных зонах создалась опасность, что потерявшие свое номинальное значение денежные знаки массой хлынут через зональную границу. Коварство замыслов организаторов сепаратной реформы состояло в том, что они рассчитывали создать хаос в экономике Восточной Германии под влиянием нерегулируемого наплыва обесцененных бумаг[6].
Советские власти предприняли решительные шаги к предотвращению этой опасности. Приказами Главноначальствующего СВАГ были введены еще с 1 апреле 1948 г. меры, упорядочивающие контроль на демаркационной линии советской зоны за передвижением людей и перевозкой грузов. Была введена проверка документов как военнослужащих США, Англии, Франции, так и гражданских лиц, въезжающих в советскую зону и выбывающих из нее, а также проверка грузов. Меры контроля были усилены с объявлением сепаратной денежной реформы в западных зонах Германии и в западных секторах Берлина. Был запрещен ввоз как старых, так и новых денежных знаков. Движение всех поездов между советской и западными зонами пришлось временно приостановить. Эти дополнительные меры контроля на железных и автодорогах, на водных и воздушных путях явились, как указывалось в нотах правительства СССР правительствам США, Англии и Франции, вынужденными мерами защиты законных интересов Советского Союза и населения Восточной Германии.
Москва ответила на раскол и экономическое наступление Запада традиционно - военными методами: блокадой Берлина, отрезавшей его связующие с Западной Германией пути. Но милитаристская акция была обречена на неудачу. Судьбу города решило экономическое и технологическое превосходство США в форме знаменитого «воздушного моста». 342 дня непрерывный гул транспортных самолетов, несущих берлинцам средства выживания, сделал не только бесцельной блокаду, но и вновь доказывал Европе и миру архаичность традиционной военной политики в наступившие новые времена превосходства экономики и технологии. Сталин блокаду снял.
С 24 июня 1948 г. приказом Главноначальствующего СВАГ по предложению Немецкой экономической комиссии в советской зоне была проведена денежная реформа и введены новые денежные знаки.
В июле 1948 г. три главноначальствующих западных зон и премьер-министры земель Западной Германии на совещании во Франкфурте-на-Майне занимались практическими вопросами подготовки официального оформления нового государства. Ero конституцию разрабатывал так называемый парламентский совет, начавший свою деятельность 1 сентября в Бонне. Пока он заседал, в Вашингтоне в апреле 1949 г. имело место совещание министров иностранных дел США, Англии, Франции, на котором был одобрен новый документ, касающийся и оккупационной политики трех держав в Германии, и подготавливаемой конституции. Это был так называемый «оккупационный статут» Западной Германии, который должен был заменить собой все четырехсторонние соглашения по управлению ею в период оккупации. На основании его в 1949 г. был создан трехсторонний контрольный орган — Верховная союзническая комиссия.
Заключительный этап подготовки оформления западно-немецкого государства проходил в большой спешке. Влиятельные круги США явно торопились использовать сохраняющееся напряжение в отношениях с СССР для решения важных вопросов своей европейской политики. Еще до формального провозглашения самостоятельности западногерманского государства оно было включено в систему «плана Маршалла», а военно-политические круги в Вашингтоне уже готовили проект военно-политического блока с участием Западной Германии.
И вот уже 4 апреля 1949 г. провозглашается создание НАТО, а 8 мая, ровно через четыре года после капитуляции рейха, западногерманский Парламентский совет принимает конституцию нового государства. 12 мая Клей утвердил конституцию нового государства, то же проделали и два других командующих западными зонами. Когда 23 мая 1949 г. открылась сессия СМИД в Париже, новое сепаратное государство фактически было оформлено. В сентябре 1949 г. вновь созданный парламент избирает Конрада Аденауэра канцлером. Так началась «эра Аденауэра», продолжавшаяся вплоть до 1961 г. Термин этот достаточно условен, ибо новый курс, определивший облик западногерманского государства, проводился под бдительным оком западных держав, а страх Европы перед германским милитаризмом постепенно рассеивался с принятием нового государства в НАТО, резко усилившей свои позиции в Центральной Европе. Что в Москве, конечно, воспринималось как новая угроза[7].
Тем временем, другим путем развивались восточные германские земли под жестким руководством сталинского Политбюро через Советскую военную администрацию (СВАГ) при полной лояльности КПГ во главе с Вальтером Ульбрихтом. Здесь все приспосабливалось к политической, государственной и социальной системе СССР, к его экономическому укладу. И если наиболее глубокие основы создания «первого социалистического государства на немецкой земле» лежали в геостратегических соображениях подготовки к решающему столкновению между социализмом и капитализмом, что Сталин считал почти неизбежным, то, пожалуй, не меньшую роль играли соображения идеологические. Две Германии стали рассматриваться в Москве и Восточном Берлине как главный европейский полигон «соревнования двух систем», в котором победа социализма рассматривалась предопределенной. Для нее в Восточной Германии стали проводиться радикальнейшие реформы - управления, земельная, промышленная, воспитания и т.д., глубоко изменившие облик восточных земель по сравнению с западными.
Третий Немецкий народный конгресс, состоявшийся в Берлине 29 - 30 мая 1949 г., утвердил проект конституции единой Германской Демократической Республики. Избранный им Немецкий Народный совет был преобразован 5 октября во Временную Народную палату — парламент ГДР, 7 октября на сессии Немецкого Народного совета была провозглашена Германская Демократическая Республика, введена в действие ее конституция. О. Гротеволю было поручено формирование правительства, состав его был утвержден 12 октября.
Когда в мае 1949 г. было объявлено о создании «неделимой демократической республики», стал очевиден политический дуализм политики Москвы в «германском вопросе»: одна политика по отношению к «братской ГДР», другая - к «бастиону империализма и реваншизма» - ФРГ[8].
С возведением Берлинской стены открылась эпоха глобального противостояния «холодной войны», наиболее острый период которого охватывает 50-е - 60-е годы. Европейским конфронтационным центром становится советско-германская тема. Политический курс московского Политбюро и зависимого от него режима ГДР принципиально отвергал стратегию западногерманского капитализма, олицетворяемого коалицией ХДС/ХСС во главе с К. Аденауэром, который был столь же бескомпромиссным врагом коммунизма. В беседе с госсекретарем А. Даллесом канцлер ФРГ говорил: «Цель СССР была и остается господство коммунизма над миром под руководством Советского Союза. Единственным серьезным противником СССР считает США. Все их мероприятия преследуют только одну цель: расширение могущества коммунизма... Раскол Германии - не причина, но следствие напряженности между СССР и США. В конечном счете коммунизм может завоевать Европу, Азию и Африку. Ему могут противостоять США, Канада и Южная Америка»[9].
Столь глобальная долгосрочная оценка укрепляла позиции США в Европе, как и позиции властных структур в ФРГ. Обе Германии оказывались в центре нового губительного противостояния Востока и Запада, которое все более ожесточалось и укреплялось доходившей до абсурда риторикой и пропагандой там и тут, с разных позиций, демонстрируя феномен нового могущества средств психологического воздействия на умы.
При этом амбициозность сторон перемешивалась с догматами мировой революции, массированные политико-пропагандистские спекуляции - с взаимным страхом, с самовлюбленностью победителей в мировой войне, с преувеличением собственного могущества, с поисками новых основ политики в этом мире, над которым теперь нависала «Бомба».
Речь теперь шла о выборе совершенно новых путей развития Европы и мира, а их решение неимоверно затянулось, охватив всю вторую половину столетия. Нельзя в этой связи не сказать, что политическим несчастьем Европы этого века было то обстоятельство, что на первый план противостояния во второй его половине, как и в первой, без паузы выдвигались военно-силовые аспекты, многократно усиливаемые милитаристско-технологической революцией. Они довольно скоро довели отношения Востока и Запада до абсурда тотальных сверхвооружений. Советско-западногерманские отношения заходили в глубокий тупик.
Следует учитывать, что «германская политика» советского Политбюро в тот период находилась под сильным влиянием свежих воспоминаний о громадных потерях страны в войне, как и о «внезапном и вероломном» нападении Гитлера в 1941 г. Этот синдром «германской угрозы» и возможного реваншизма затем преобразовался в пропагандистскую стратегию, ориентированную против ФРГ и Запада в целом.
Несбывшиеся расчеты на победу левых сил в Европе после войны сочетались у Сталина с надеждами на то, что путем нового развития политической активности и военной мощи, преобразования ГДР по советской модели, снова и снова поддерживать сторонников в странах Европы и ослабить американское влияние на Германию и Европу.
С другой стороны, правительство Аденауэра продолжало видеть в образе Москвы лишь абсолютное зло, поводом к чему, помимо общего неприятия коммунизма, служили «чистки», проводимые в ГДР. Так, обе Германии ощущали себя форпостами в центре новой архитектуры глобального противостояния с союзниками в Москве, Вашингтоне и Брюсселе. Обе германские элиты активно утверждали внутригосударственные порядки не только для того, чтобы обеспечить стабильность своих систем, но и побуждать могущественных партнеров к энергичному противостоянию другой системе, что было также одним из условий укрепления и системы, и своего собственного положения. Обе германские элиты были, пожалуй, в ряде вопросов более принципиальны и активны, чем другие союзники, постоянно бросая дрова в огонь борьбы, зорко следя, чтобы он не затухал. Если верно, что не было в истории ФРГ более однозначной прозападной политики, чем в «эру Аденауэра», то очевидно и другое: непоколебимая установка на западную интеграцию оставляла очень мало места связям с СССР и «Востоком» в целом. Почти единственное, что долгое время особо заботило канцлера - это вопрос о военнопленных, оставшихся в России, а также о судьбах миллионов изгнанных и переселенных немцев из Польши, Чехословакии, Венгрии.
Однако не только это. Если суммировать общую стратегию Бонна этого периода, то следует обратить особое внимание на следующие ее элементы:
- Как говорилось, отношения с США, союз с ними, стали высшей целью политики Аденауэра: «У нас нет никакого сомнения, что мы по своему происхождению, по нашим убеждениям принадлежим к западноевропейскому миру. Мы хотим возможно скорее быть принятыми в западноевропейский союз»[10].
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5
