Реферат
Международный аспект отношений РФ со странами «аравийской шестерки»
Синтез процессов внутри ССАГПЗ как блокового альянса на субрегиональном (зона Персидского залива), региональном (Западная Азия) и глобальном уровнях позволяет выйти на следующую периодизацию при исследовании содержания и динамики отношений «аравийской шестерки» с Москвой.
Первый этап (1970–1985), когда акцент был сделан на укрепление советско-кувейтских связей и закамуфлированное давление на другие нефтяные монархии; второй этап (1985–1990) в целом укладывается в рамки «перестройки», приведшей к демонтажу идеологических и конфронтационных элементов в двусторонних отношениях; третий этап (1990 г. – по настоящее время) характеризуется усилиями по налаживанию практического взаимодействия в различных сферах. При этом следует иметь в виду, что если первые два этапа развивались в рамках биполярной системы международных координат, то третий пришелся на затухание российского полюса, что внесло принципиально новое качество в отношения. При сохранении общей составляющей первый этап было бы методологически оправдано разложить на два временных отрезка, имеющих свою специфику: 1) 1970–1980 гг., когда советский фактор рассматривался нефтяными монархиями Залива в качестве откровенно враждебного; 2) 1980–1985 гг., когда в условиях ирако-иранской войны правящие элиты стали осознавать возможность конструктивного вовлечения Москвы в субрегиональные дела.
В Советском Союзе существовал в целом реалистический подход к геополитической значимости района Персидского залива и собственным возможностям внедрения в этот субрегион. В расчетах значительное место отводилось пространственно-территориальному принципу в связи с его географической близостью к границам СССР. Однако в условиях бурного развития новых транспортно-коммуникационных средств и военных технологий, особенно в области ракетостроения картографическое измерение международно-политических реалий в значительной мере обесценилось в последующие десятилетия.
Тем не менее стратегический интерес к Персидскому заливу, в том числе для Москвы, определяется его ключевой ролью в общемировом топливно-энергетическом балансе, поскольку здесь залегают 64,9% подтвержденных запасов нефти и около 30% природного газа1. Причем в связи с выходом Ирака из сферы западного влияния после прихода к власти баасистов, а затем его ухода в 90-х годах с нефтяного рынка вследствие международного эмбарго, с одной стороны, и утверждением хомейнистского режима в Иране, а также его экономической несостоятельностью модернизировать нефтедобывающую промышленность – с другой, именно страны «аравийской шестерки» и прежде всего Саудовская Аравия закрепились на ведущих позициях экспортеров углеводородного сырья (государства ССАГПЗ обладают 43,9% подтвержденных мировых запасов нефти).
В период «холодной войны» в Москве ясно отдавали себе отчет в том, что потеряв Ирак, а затем и Иран, Вашингтон и его партнеры по Атлантическому альянсу пойдут на любые конфронтационные меры, чтобы воспрепятствовать советскому проникновению в страны ССАГПЗ. Затруднительность внедрения СССР в этот субрегион была сопряжена также с сознательным дистанцированием правителей этих стран от советского полюса по идеологическим соображениям, поскольку не без оснований опасались, что сближение с СССР спровоцирует антирежимные процессы с трудно прогнозируемыми последствиями.
Антисоветский авангард на протяжении всего этого этапа был представлен саудовским королевством. Идеологизированный подход сторон, одна из которых придерживалась коммунистических воззрений, а другая – ортодоксального ислама, превращал их в идейно-политических противников, препятствуя поискам общих знаменателей. Предпринятые Москвой инициативные шаги для налаживания прямых связей с обретшими независимость Бахрейном, Катаром и ОАЭ имели положительный резонанс, но не были реализованы правительствами этих стран из-за опасений репрессий со стороны Вашингтона и Эр-Рияда.
На таком фоне выделялись своим конструктивизмом российско-кувейтские отношения, поскольку в них присутствовал осязаемый встречный интерес. Взаимопонимание с Москвой Кувейту было необходимо, чтобы обезопасить себя со стороны Ирака, рассматривавшего эмират в качестве «искусственного» государственного образования, нейтрализовать левые настроения среди политизированного палестинского населения, нашедшего прибежище в Кувейте, ослабить иранский прессинг. В таком контексте установленные еще в 1969 г. дипломатические отношения были дополнены многоплановым партнерством, в том числе в военно-технической сфере.
На рубеже 80-х годов региональная ситуация стала принимать новую конфигурацию, внося коррективы, в том числе, в общий геополитический расклад. На уровне субрегиона важнейшими событиями стали падение шахского режима в Иране, утверждение хомейнистского режима с его экспансионистской исламистской составляющей и выход Тегерана из состава Организации Центрального Договора (СЕНТО), разворачивание ирако-иранской войны, поражение антирежимного движения в Дофаре. На региональном ярусе – ввод советских войск в Афганистан и прекращение состояния военной конфронтации между Египтом и Израилем.
Происшедшее смещение «несущих конструкций» в азиатской части мира способствовало росту напряжения по двухполюсной оси. Вашингтон стал оказывать дополнительный прессинг, в частности на «аравийскую шестерку», чтобы запугать монархов «коммунистической экспансией» и возможностью выхода СССР в Персидский залив. Давление внешнего яруса имело определенный эффект, но не такой, на который рассчитывали американские стратеги. В шкале ценностей «шестерки» в тот период повысилась значимость СССР для сдерживания экспансионистских амбиций Багдада и Тегерана, оказания поддержки ослабленному кэмп-дэвидскими соглашениями арабскому сообществу в сохранявшейся конфронтации с Израилем, содействия в обеспечении безопасности и свободы навигации в Персидском заливе.
О наличии широкого поля для диалога по проблемам поддержания мира и безопасности в зоне Персидского залива свидетельствовала выдвинутая Москвой 10 декабря 1980 г. комплексная инициатива из пяти пунктов, предусматривавшая конкретные меры для обеспечения безопасности субрегиона Персидского залива. Можно отчасти согласиться с теми, кто считал данные предложения нереалистическими. Американский политолог Стефан Пейдж вообще объясняет их появление «провалом» политики Москвы в этом районе. Именно в таком ключе эта инициатива была воспринята в Эр-Рияде и Маскате3. Однако американские стратеги и их союзники в субрегионе вряд ли могли недооценить достаточно мощный политический заряд этой инициативы, вектор которой совпадал с коренными национально-государственными интересами и устремлениями проживающих здесь народов.
Нарастание понимания важности использования стабилизирующих возможностей СССР в условиях интенсифицировавшихся военных действий между Ираком и Ираном с постоянными угрозами в адрес стран «аравийской шестерки» на фоне демонстрации Москвой мирных намерений привело к углублению взаимопонимания с Кувейтом, который стал настойчиво лоббировать среди партнеров по ССАГПЗ идею налаживания связей с СССР. На таком фоне активизировались негласные контакты с Саудовской Аравией. Формировалась политическая база для последующего выхода на межгосударственные отношения.
Второй этап (1985–1990) знаменовал дипломатический прорыв СССР в зону Персидского залива. Он практически полностью совпал с «перестройкой», положившей конец «холодной войне» и создавшей неконфронтационный имидж обновлявшемуся Советскому Союзу. Для монархий Залива большое значение имела деидеологизация внешней политики Москвы, означавшая, в частности, отказ от поддержки антирежимных сил в субрегионе. Это новое политическое качество на практике носило скорее морально-нравственный характер, поскольку к тому времени в странах ССАГПЗ не существовало ни одной сколько-нибудь влиятельной национально-патриотической группировки, с которой бы сотрудничал СССР. Более того, исподволь крепла исламистско-фундаменталистская угроза, сочетавшая в себе враждебность как к местным режимам, так и коммунизму. В результате складывалась новая расстановка сил, когда внешний (международный) ярус, представленный прежде всего двумя системными полюсами, терял конфронтационность и переставал чинить препятствия для налаживания связей между СССР и странами ССАГПЗ. В то же время ирако-иранская война и арабо-израильская неурегулированность стимулировали движение «аравийской шестерки» в направлении Москвы. Резонно также допустить, что в контексте прекращения «холодной войны» монархии Залива рассчитывали путем подтягивания СССР ослабить усиливавшийся плотный контроль со стороны Вашингтона.
Прорыв состоялся прежде всего на оманском направлении, где, казалось бы, труднее всего было его ожидать, учитывая жесткое неприятие султаном Кабусом Москвы в связи с оказанной ею ранее поддержкой дофаровскому движению. Однако после достижения в султанате внутриполитической стабилизации заработали новые алгоритмы. Деидеологизация политики СССР позволяла оманскому правителю рассчитывать на то, что советская сторона будет содействовать углублению взаимопонимания Маската с Аденом. Вместе с тем утверждение хомейнистского режима в Иране дистанцировало Оман от Тегерана, который ранее рассматривался в качестве контрбаланса саудовскому прессингу в субрегионе. Поскольку США сотрудничали не только с Оманом, а прежде всего с КСА, в Маскате, видимо, допускали возможность использования советского фактора в качестве одного из аргументов в своей политике в зоне Персидского залива. В таком контексте в сентябре 1985 г. были установлены дипотношения между СССР и Оманом.
Этому примеру последовали ОАЭ (ноябрь 1985 г.) и Катар (август 1988 г.). аравийский международный сотрудничество экономический правовой
Начавшаяся нормализация между СССР и монархиями Залива вряд ли проходила без молчаливого согласия Эр-Рияда. Это заключение не следует интерпретировать как автоматическую зависимость саудовских партнеров в принятии внешнеполитических решений. Однако отход от линии на фактическую блокаду СССР в районе Персидского залива, которой придерживались пять из шести монархий (кроме Кувейта), был вопросом большей политической важности, чтобы осуществляться без ведома признанного лидера, располагавшего достаточными средствами для противодействия такому процессу. Думается, что кувейтский «эксперимент» наглядно убеждал, в том числе Саудовскую Аравию, что даже в условиях «холодной войны» взаимодействие с Москвой имело позитивную отдачу. Новым сигналом вполне дружественного настроя советской стороны и готовности внести вклад в обеспечение безопасности явилось выделение в 1987 г. по просьбе Кувейта военного сопровождения для его трех танкеров, что, в свою очередь, легитимизировало военно-морское присутствие СССР в Персидском заливе.
Занятая СССР позиция была оценена ОАЭ, решившимися на подписание первого межправительственного соглашения о поставках специмущества. Открытый характер стали принимать контакты с саудовским королевством (визиты министра нефти Хишама Назира в 1987 г. во главе делегации ОПЕК и министра иностранных дел Сауда Фейсала в 1988 г. в качестве главы делегации ССАГПЗ). Принц Сауд сигнализировал о возможности возобновления дипломатических отношений, прекратившихся де-факто в конце 30-х годов, в случае вывода советских войск из Афганистана5. В принципе, это пожелание вписывалось в формировавшуюся новую советскую концепцию на афганском направлении.
Начало третьему этапу (1990 г. – по настоящее время) положило вторжение Ирака в Кувейт. Другой его принципиальной составляющей стал распад СССР и образование РФ как его правопреемника, в том числе в отношениях с «аравийской шестеркой».
Страницы: 1, 2, 3, 4
