Последние образуют второй поток оппозиционного движения. Он радикален в двух отношениях – с точки зрения методов (силовых) и целей борьбы (отделение от Индии с присоединением к Пакистану).
Следует повторить, что, как и ряд других культурно-религиозных движений в ареале проживания мусульман (Чечня, Балканы, Филиппины и т.п.), борьба кашмирцев за последние десятилетия оказалась в сильной степени «облученной» идеологией исламизма. При наличии некоторых общих черт, в первую очередь антимодернизма, антизападничества и антисекуляризма, исламизм распадается на несколько главных направлений: суннито-ваххабитское (генетически по преимуществу египетско-саудовское), шиитское (иранское), а также деобандо-талибское (пакистано-афганское). Отличие последнего направления от двух первых заключается в более слабой финансовой базе, не питаемой непосредственно доходами (сверхдоходами) от добычи и экспорта углеводородного сырья.
Последнее направление, опираясь на финансовую помощь и «братский союз» с первым, превратилось к рубежу двух веков едва ли не в самое действенное и опасное. Ваххабито-деобандский альянс в идеологической сфере получил в политической области отражение в виде фактического союза трех экстремистских сил:
– арабских боевиков и террористов, связанных прямо или косвенно с Усамой бен Ладеном и его организацией «Аль-Каида», а также (в меньшей степени) с египетскими организациями «Аль-Джихад», «Исламской группой» и другими;
– афганского движения «Талибан»;
– пакистанских радикалов из числа приверженцев, во-первых, деобандской партии «Джамиат-и улама-и ислам» (ДУИ), во-вторых, организаций, связанных с «Ахл-аль-Хадис», которую относят к индо- (пакистано-) ваххабитским (столь же пуританским, но возникшим в рамках другой юридической школы – не ханбалитов, а ханафитов), в-третьих, основанной Абул Ала Маудуди исламистской партии «Джамаат-и ислами».
Следует особо подчеркнуть, что исламисты-боевики имели, как правило, свои организации, примыкающие, но не входящие в состав «материнских» партий и групп. Это позволяло исламскому радикальному движению отделять идеологический пласт деятельности от практического – вооруженной борьбы и политического террора.
Действовавшие в индийском штате Джамму и Кашмир экстремистские организации распадались, по мнению наблюдателей, на две группы в зависимости от преобладания в их составе кашмирцев или иностранцев – пакистанцев, афганцев, арабов и др. К первым принадлежали, согласно большинству оценок, наиболее массовая «Хезб-уль-муджахедин» и небольшие боевые организации – «Армия освобождения Кашмира», «Аль-Джихад», «Муслим джанбаз форс», «Исламский фронт» и др. Ко вторым – известные террористические группы «Харкат-уль-муджахедин» (до 1995 г. известна под названием «Харкат-уль-ансар») «Джайиш-и-Мухаммад», «Лашкар-и-тойиба» и др. И те, и другие, впрочем, входили в состав Объединенного фронта джихада (ОФК), объединяющего от 15 до 18 организаций.
Последний раз инициативу в стремлении приблизиться к миру правительство Индии предприняло в конце 2000 г. В связи с началом священного для мусульман месяца поста («рамадана») Дели объявил о прекращении активных действий против сепаратистов в Кашмире. Он также предложил кашмирским оппозиционерам сесть за стол переговоров в попытке найти взаимоприемлемое решение. Прекращение огня со стороны индийских сил безопасности и правопорядка затем продолжалось на протяжении полугода.
Реакция кашмирских оппозиционных сил на индийские предложения была различной. Наиболее непримиримые организации «с порога» отвергли предложения Дели и развернули ожесточенную террористическую деятельность. Умеренные же силы кашмирских оппозиционеров после некоторых колебаний позитивно отнеслись к предложению Дели начать переговоры. Представители руководства ВСК (включая ее председателя Абдул Гани Бхата) неоднократно встречались с индийскими официальными лицами, выезжая для этого в Дели. В самом штате также шла активная работа по согласованию позиций между различными участниками «Беспартийной свободной конференции» и представителями других политических сил штата.
Политический диалог, однако, довольно скоро зашел в тупик. Сказалась несовместимость позиций по одному, но главному вопросу. Кашмирская оппозиция выдвигала требование участия Пакистана на всех стадиях переговоров, т.е. придания проблеме «изначального» характера межгосударственного спора. Индия на это не согласна, утверждая, что вопрос носит сугубо внутренний характер и ситуация должна быть урегулирована с помощью договоренностей, достигнутых на двусторонних переговорах между правительством и основными силами кашмирской оппозиции. Несмотря на очевидную нестыкуемость исходных позиций, стороны в течение почти двух лет поддерживали диалог, сохраняя возможности для контактов на различных уровнях.
Состоявшиеся осенью 2002 г. выборы в законодательное собрание штата Джамму и Кашмир продемонстрировали действенность демократических процедур даже в условиях жесткого давления со стороны экстремистов. Хотя за время подготовки и проведения выборов в штате погибло более 800 человек, избиратели в большинстве районов не испугались и приняли в них участие. Их явка, согласно официальным данным, составила 46%. Результаты выборов по большей части не оспаривались, что служит показателем достаточно высокого качества их проведения.
Правившая с 1996 г. партия «Национальная конференция», которая на общеиндийской политической арене выступает союзником «Бхаратия джаната парти», понесла серьезные потери и вынуждена занять места в рядах парламентской оппозиции. Новое правительство сформировал блок местной организации Индийского национального конгресса и Народной демократической партии. Оно объявило о желании наладить диалог с «Беспартийной свободной конференцией».
Явный успех выборов, смена администрации в штате и проявляемая в течение длительного времени готовность Дели к переговорам с умеренной националистической оппозицией дают некоторую надежду на то, что проблему Кашмира можно будет сдвинуть с мертвой точки. Тому же способствуют, судя по всему, подвижки, наблюдающиеся в Пакистане в результате проведенных там 10 октября выборов в центральные и провинциальные органы власти. Они также показали значительную, по пакистанским меркам, политическую активность населения (коэффициент участия – 42%) при том, что обстановка, по существу, не нарушалась какими-либо инцидентами. Вмешательство военных властей на стадии подготовки выборов и в ходе их проведения не подлежит сомнению, однако речь не идет о значительной подтасовке итогов.
Военные власти в лице президента генерала П.Мушаррафа передали исполнение властных полномочий в руки правительства, опирающегося на поддержку парламента. Это означает завершение трехлетнего периода «мягкого» правления военных и возвращение к нормам конституции 1973 г.
Хотя все это открывает, по-видимому, новые возможности для диалога между Индией и Пакистаном по поводу Кашмира, не стоит торопиться с оптимистическими прогнозами. Кашмирская проблема сложна и крайне запущена. Существуют к тому же серьезные силы, крайне заинтересованные в том, чтобы не допустить ее урегулирования. Среди них на первое место надо поставить транснациональное радикал-исламистское движение.
Этим силам, однако, ныне решительно противостоит альянс глобальных и региональных государств, заинтересованных в устранении угрозы массового и беспощадного террора.
В широкий круг международных «игроков», проявляющих интерес к кашмирскому вопросу и индо-пакистанскому конфликту вокруг него, входят, в первую очередь, США, активно стремящиеся примирить давних соперников, с которыми у них ныне установились в целом равно благоприятные отношения, а также другие экономически развитые страны.
Китай также заинтересован в урегулировании проблемы Кашмира, так как она «подогревает» исламский радикализм в непосредственной близости от его северо-западных границ. Вместе с тем кардинальное решение кашмирского вопроса и потепление отношений между Индией и Пакистаном заставили бы Китай вносить коррективы в региональную внешнюю политику и могли бы привести к ее «разбалансировке».
В связи с ситуацией на Кавказе и в центральноазиатском регионе весьма заинтересована в разрешении кашмирского вопроса и Россия. Надо при этом обратить внимание на возможность «обмена опытом» с Индией, учитывая определенное типологическое сходство проблем Кашмира и Чечни. В обоих случаях первоначально в качестве оппозиционных сформировались силы этнокультурного радикализма, которые затем были дополнены и «перекрыты» исламским экстремизмом.
Оценивая перспективы обстановки в центре Азии, следует среди прочего учитывать возможные варианты соединения транснационального исламизма и конфессионально-этнических национализмов. В Кашмире оно, как выше отмечалось, представляется скорее симбиозом, нежели синтезом. Вместе с тем разорвать и такую связь нелегко, и фактор исламского экстремизма в существенной мере будет и дальше определять ситуацию в Кашмире.
В Пакистане исламский фактор наиболее органично сочетается с пуштунским национализмом. Об этом свидетельствуют, например, результаты парламентских выборов 2002 г. Наибольшего успеха в пуштунских районах страны добились исламистские политические организации, объединившиеся в избирательный блок «Муттахида мадждие-е амал». При этом если в сложившемся союзе верх возьмут умеренные националисты, то можно предвидеть ослабление напряженности наподобие того, что наблюдалось в Таджикистане после включения в 1997 г. оппозиции из числа сторонников Исламской партии возрождения в правящие структуры. Если же в обнаружившейся связке усилится исламо-радикалистское крыло, то это будет угрожать стабильности как в Пакистане, так и в регионе вокруг него, прежде всего в Афганистане, но также в Кашмире, а, возможно, и на юге Центральной Азии и в китайском Синьцзяне.
Кстати, в последнем имеет место аналогичный процесс симбиотической связи уйгурского национализма и исламского радикального движения. Но подъем религиозных настроений в Синьцзян-Уйгурском автономном районе наблюдался лишь с 80-х годов, и местный национализм пока занимает там ведущее место.
Этого, очевидно, нельзя сказать о Центральной Азии, имея в виду прежде всего обстановку в Узбекистане и, главным образом, в Ферганской долине. Последняя может превратиться со временем в основной резерв политического ислама, чья идеология способна стать крупным мобилизующим фактором, диалектически преодолевающим (сублимирующим) остроту наблюдающихся в регионе межнациональных трений.
международный национализм исламский кашмирский
Список литературы
1. Евсенкин Н. За 5 минут до ядерного конфликта // Армия, 1994, № 4, с. 46–50; С.Иродов. Канун войны? // Новое время, 1990, № 18, с. 23.
2. Karval G. Proxy War in Kashmir. Jehad or State-Sponsored Terrorism? Strategic Analysis // New Delhi, April 1999.
Размещено на
Страницы: 1, 2