1) соотношение преимуществ от нападения и рисков от его последствий (в европейской и американской науке неприемлемым считается риск потери больше 50% населения (в американской 25%) и 50% инфраструктуры).
Согласно мнению С. Сагана, которое совпадает с общей идейной тенденцией целого направления американской внешнеполитической мысли, влияние сдерживания на лидеров стран третьего мира является довольно нестандартным. В отличие от европейского лидера, который руководствуется в своем поведении идеей национального интереса, глава ближневосточного государства может действовать лишь в интересах небольшой этнической группы или национальности, к которой принадлежит. Таким образом, оценка рисков для своей страны у него будет значительно ниже, чем у европейского лидера, предполагает ученый. Кроме того, представители школы неореализма, такие как Уолтц и Фельдман, утверждают, что с появлением ядерного оружия даже правители государств «третьего мира» будут вовлечены в процессы «социализации» и под влиянием реалий взаимного сдерживания станут действовать рационально, поскольку ядерное оружие избавляет любого лидера от неточности в подсчете сил, имея тенденцию уравнивать силы даже между коалициями с разнокалиберными ресурсами, что таким образом нивелирует уменьшение или расширение коалиций.
2) убедительность возмездия. Для того, чтобы сдерживание было убедительным, сдерживающее государство должно проводить так называемые «красные линии», дабы дать противнику возможность понять свои предполагаемые реакции на любой вызов. Такая ситуация представляется довольно сложной для стран Ближнего Востока, поскольку во многих арабских и исламских государствах внутренняя политика характеризуется высоким уровнем риторического преувеличения, что усложняет дифференциацию между внутренней и внешней риторикой. Так, в апреле 1990 г. прозвучало заявление Саддама Хусейна о готовности Ирака ударить по Израилю «всеми нашими бомбами, ракетами и всеми нашими ресурсами». Это спровоцировало со стороны Израиля довольно беспокойные заявления. Например, тогдашний премьер-министр Израиля И. Шамир идентифицировал С. Хусейна как «сумасшедшего, который мыслит категориями самоубийства». Однако, на наш взгляд, это довольно радикальное выступление иракского президента представляло собою именно так называемую «красную линию», которую проводил С. Хусейн для Израиля, опасаясь повторения ситуации 1981 г., когда Израиль разбомбил ядерный реактор в Озираке. Под подобные действия Тель-Авивом была подведена так называемая «доктрина Бегина», которая провозглашала готовность Израиля не допускать получения ядерного оружия какой-либо арабской страной.
Известно, что идее Хусейна о возможности применения военной силы против Израиля предшествовали слова: «Если Израиль атакует какой-либо сектор иракской металлургической индустрии…». Кроме того, еще за десять дней до своего не в меру радикального высказывания, которое, скорее всего, было лишь риторическим приемом, С.Хусейн в своем заявлении касаемо разработки Ираком химического оружия сказал: «Каждый должен знать свои рамки. Спасибо Господу, мы знаем свои и не атакуем никого». Соответственно, мы видим, что невзирая на противоречивость вербальных заявлений иракского лидера, они следуют определенной логике сдерживания. Разумеется, в данной ситуации необходимо учитывать особенности восточной политической культуры, которая отличается отсутствием прозрачности решений и наличием риторических преувеличений. Так, публичные выступления иракского президента могли запутать не только израильское руководство, но и международную политическую и научную элиту по поводу возможностей С. Хусейна подвергаться процессу сдерживания.
3) рациональность мышления лидеров исламских государств, что является необходимой составляющей сдерживания, поскольку сдерживание представляет собой результат оценки соотношения преимуществ и потерь от нападения.
В этой области можно выделить две составляющие, которые касаются как непосредственно иракского направления, так и в целом поднимают проблему сдерживания в общецивилизационном аспекте. Первый момент является субъективным и относится к персоне С. Хусейна как наиболее непредсказуемого и противоречивого арабского лидера. Об этом достаточно убедительно говорит приведенный пример радикальной речи иракского президента. Однако несмотря на подобные высказывания, периодически С. Хусейн довольно четко демонстрировал отличное понимание основных принципов сдерживания. Так, в одной из своих речей во время встречи с группой американских сенаторов в апреле 1990 г. он заявлял: «Справедливый мир возможен лишь при условии, что и Израиль и арабы будут иметь по ядерной бомбе – тогда ни один из них не отважится использовать ее». Это подтверждает понимание иракским лидером основ сдерживания как психолого-стратегического феномена. М. Эйзенштадт говорит: «Саддам Хусейн, возможно, склонен к риску, однако он не сумасшедший». В подтверждение этого ученый приводит примеры.
Так, в период военной операции «Буря в пустыне», когда иракские войска начали отступать, Саддам понял возможные последствия поражения для Ирака и немедленно прибег к советскому посредничеству. Когда его армия была вытеснена из Кувейта войсками коалиции, Хусейн согласился на прекращение огня вместо того, чтобы продолжать напрасную борьбу. Все это, по мнению ученого подтверждает реалистичность мышления иракского президента. «Если бы Саддам Хусейн имел комплекс смертника, он бы погиб много лет назад». Кроме того, многие исследователи отмечают высокую мотивацию С. Хусейна к сохранению своего режима, что заставляло его не прибегать к акциям, которые угрожали бы существованию этого режима. Отмечается, что Хусейн не осмелился применить химическое оружие против войск коалиции в период «Бури в пустыне». Что же касается возможностей продажи Хусейном ядерного оружия террористическим организациям, то здесь стоит прислушаться к мнению одного из известнейших представителей неореализма, Дж. Мершеймера. Он также утверждает, что С. Хусейн не мог поддерживать связей с «Аль-Каидой», поскольку радикальный фундаменталист бен Ладен является представителем направления, с которым иракский лидер всегда боролся. Таким образом, для Хусейна ядерный терроризм представлял бы собой не меньшую угрозу, нежели для Соединенных Штатов, полагает ученый.
Другой аспект проблемы – цивилизационный. Действительно ли сдерживание действует лишь в контексте христианской культуры, которая в силу своего рационализма способствует функционированию этой стратегии? В этом случае можно провести параллель между исламом и классическими ветвями христианства, католицизмом и, особенно, православием. Например, православная ветвь христианства, которая сформировала культуру народов большей части Российской империи, стала базисом для политической и стратегической культуры советского государства. Не даром ведь на заре появления концепции ядерного сдерживания множество американских политических аналитиков сомневались в возможностях СССР воспринимать основные постулаты этой теории по причине принципиально иных культурно-стратегических ориентиров, а также тоталитарного характера власти, допускающего секретность принятия решений и возможность жертвовать колоссальными людскими ресурсами ради самосохранения.
Однако то, что Советский Союз не только воспринимал правила сдерживания, но и играл по ним, сегодня не вызывает никакого сомнения, документально же это было подтверждено лишь в начале 70-х годов.
Кроме того, сегодня мы видим, что тезис о принципиальном культурном невосприятии сдерживания странами исламской цивилизации демонстративно опровергается международной практикой. Первыми яркими примерами восприятия ядерного сдерживания нехристианскими цивилизациями стали Индия и Пакистан, которые принадлежат, соответственно, к индуистской и исламской культурам. Ядерные стратегии обоих государств целиком основаны на этой концепции в ее идеальном – минимальном варианте.
Таким образом, данные соображения приводят нас к следующим выводам. В 90-е годы происходит трансформация американской военно-политической стратегии, в особенности это касается так называемых «государств-изгоев». В отношении Ирана и Ирака эта стратегия проходит несколько этапов – от двойного сдерживания путем экономических санкций, политического бойкота, а также имеющимся военным потенциалом США до комбинирования сдерживания с политикой «оттеснения», которая обусловливает физическое уничтожение враждебных режимов путем стимулирования внутренней оппозиции и, наконец, до признания сдерживания недостаточно эффективной стратегией. Последнее было зафиксировано в Стратегии национальной безопасности за 2002 г., которая впервые за всю послевоенную американскую историю декларировала отступление США от классического сдерживания, основанного лишь на угрозе возмездия. Это положение, зиждившееся на уверенности большинства американского политического истеблишмента в невозможности восприятия сдерживания нехристианскими культурами и харизматическими лидерами «третьего мира», было проанализировано в рамках данной статьи. В результате мы пришли к опровержению тезиса, выдвинутого современными американскими идеологами – количество и характер аргументов не являются достаточными для того, чтобы утверждать, что сдерживание не работает на уровне восприятия его религиозно-этническими формациями, отличными от европейской или американской. Кроме того, любой диктатор (что подтверждено примером Хусейна), который имеет достаточно разума, чтобы добиться власти и достаточно осмотрительности, чтобы ее удерживать на протяжении долгого периода времени, способен к пониманию сдерживания как процесса, который действует на уровне базового инстинкта самосохранения. Разумеется, система, которая допускает функционирование сдерживания в целом, не исключает фактов его неэффективности, что подтверждают исторические прецеденты. Однако если говорить о ядерном сдерживании, прямом, а не расширенном сдерживании, которое касается экзистенциальных основ как политического, так и физического характера, то сорок лет «холодной войны» подтвердили если не универсализм, то, во всяком случае, определенную проверенность схем его действия. И если влияние сдерживания на террористические группы, рассеянные по всему миру и не имеющие четких территорий и, соответственно, уязвимых мест, представляется довольно проблематичным, то брать под сомнение его воздействие на лидеров отдельных государств, на наш взгляд, является неправомерным, поскольку им всегда есть что терять.
Пример С. Хусейна подтверждает, что он не только воспринимал процесс сдерживания, но и пытался использовать его, во всяком случае, на психологическом, вербальном уровне. Другое дело, что сдерживанию Хусейна не хватало основной составляющей – способности, подкрепленной реальными ресурсами и возможностями. Однако поведение бывшего иракского лидера четко подтверждает возможность незападной культуры пользоваться принципами сдерживания, что, вероятно, в дальнейшем подтвердится постепенной нуклеаризацией «государств-изгоев».
Кроме этого ситуативного вывода, существует еще и глобальный аспект проблемы. Готовность США использовать военную силу против государства, которое реально не обладало ядерным оружием (Ирак), на фоне довольно сдержанных действий в отношении Северной Кореи, имеющей определенный ядерный потенциал, и дальше будет стимулировать государства «третьего мира» к приобретению ядерного оружия в качестве основного инструмента своей ядерной политики. Ядерный статус сегодня является едва ли не единственной гарантией сдерживания Вашингтона от радикальных действий относительно того или иного государства. Таким образом, стратегия ядерного сдерживания, которая на протяжении сорока лет «холодной войны» была залогом стратегической стабильности в отношениях двух сверхдержав, сегодня в условиях отсутствия международного равновесия демонстрирует новую функцию, в частности, смену конфигурации с биполярной на многополярную, что обусловлено регионализацией распространения ядерного оружия. Именно возможность сдерживания глобальных амбиций единственной сверхдержавы превращают эту стратегию в руках государств «третьего мира» в катализатор процесса распространения ядерного оружия и технологий.
Причем дополнительным стимулом такой нуклеаризации выступают действия Соединенных Штатов, которые вместо поиска оптимальных путей использования новой конфигурации и функций сдерживания выбрали куда менее дальновидную политику использования военной силы.
кувейтский военный политика ирак
Список литературы
1. Сиринсионе Д. Угроза баллистических ракет // Ядерное распространение. 2000. Вып. 36, с. 19–22.
2. Kristensen M.H. Preemptive posturing // The Bulletin of the Atomic Scientists. – September/October 2002. Vol. 58, № 5, с. 54–56.
3. Steinberg G. Parameters of Stable Deterrence in a Proliferated Middle east: Lessons From the 1991 Gulf War // The Nonproliferation Review. – Fall-Winter 2000, с. 43–54.
4. Mearsheimer J.J. Disorder Restored. Rethinking America's security: beyond Cold War to New World Order. – /ed. by Graham Elison and Gregory F. Traverton/ – NY.: WW Norton & Company, 1992, с. 279.
5. Baram A. An Analysis of Iraqi WMD Strategy //The Nonproliferation Review. – Summer 2001, с. 24–29.
6. Wirtz JJ. & Russell A.A. US Policy on Preventive War and Preemption // The Nonproliferation Review. – Spring 2003, с. 112–122.
Размещено на
Страницы: 1, 2
