Прежде чем говорить о таком явлении как русский коммунизм, мне кажется, что нужно сразу отметить, что русский коммунизм – явление чисто национальное. Возможно свои истоки оно берёт далеко на Западе, но в России он сформировался особенным образом. Возможно, этот факт дал основание Бердяеву писать по этому поводу, что «с одной стороны он (коммунизм) есть явление интернациональное, а с другой – русское и национальное».
Рассмотрим некоторые предпосылки и причины возникновения коммунизма с точки зрения истории. И для этой цели обратимся к Бердяеву, а точнее к его работе «Истоки и смысл русского коммунизма». По мнению Николая Алексеевича определённое стремление к некоторому новшеству пришло к людям ещё во времена Петра. Но он жестоко раскритиковал течения западников и славянофилов за некоторые крайности, так как нельзя было полностью поклоняться реформам Петра и в то же время нельзя было их резко осуждать. Реформа Петра была неизбежна, как пишет Бердяев, но он совершил её путём насилия над народной душой и народными верованиями. Поэтому Петра стали воспринимать в народе как антихриста. Бердяев проводит параллели и называет вещи своими именами: «Приёмы Петра были совершенно большевистские». Мне кажется, что это утверждение отчасти верно. Действительно, ведь Петр, как и большевики, хотел уничтожить старую московскую Россию. А у большевиков это доходило до призывов: «Мы наш, мы новый мир построим. Кто бы ничем, тот станет всем». В итоге разорялись церкви, переименовывались улицы и проспекты, разрушались памятники. К тому же то, что Пётр подчинил церковь государству говорит о том, что он полностью скопировал немецкий строй, таким образом разрушив русские национальные традиции. Большевики – то же самое. Но (и это большое «но»), как мне кажется, большевики хуже Петра. Если последний заимствовал всё с Запада и тем самым хотел разрушить привычные российские каноны, то большевики тоже копировали с Запада, но они копировали вещи нереализованные. Социализм, равно как и коммунизм, нигде ещё тогда не был реализован. А большевики помимо того, что приняли теорию как руководство к действию, ещё и наложили её на русскую душу. И получилась ужасная смесь.
Однако Бердяев считает по-другому. Он говорит, то «большевистская революция путём страшных насилий освободила народные силы, призвала их к исторической активности, в этом её значение». А реформы Петра лишь увеличили, по его мнению раскол общества. И высшие Западнические идеи просвещения простому народу были недоступны. Возможно, связана такая позиция Бердяева с тем, что он не принимал революции ни в какой форме, так сказать, вообще.
Определённой предпосылкой и движущей силой русской революции, по мнению Бердяева, была русская интеллигенция. Поскольку для интеллигенции характерна беспочвенность и увлечение социальными идеями она приняла коммунизм как социальную идею. Причём приняла, как и обычно принимала все социальные учения, догматически. То есть то, что на Западе было научной теорией, подлежащей критике, у русских интеллигентов превращалось в догматику. В этом и есть вся русская душа, которой не свойствен скептицизм западного человека. И в русской интеллигенции всегда присутствовал раскольничий тип человека, который всегда про себе подобных говорил «мы», а про государство «они». Наиболее ярко это проявилось в течениях западников и славянофилов. Мне кажется, что эти явления в чём-то похожи и разность понятий и устремлений этих людей здесь не при чём. Дело в том, что как для западника, так и для славянофила не существовало государства. Точнее они были противниками государства. Западник считал, то мы должны следовать целиком и полностью советам других государств, а славянофил говорил, что государство -греховное начало в человеке, поэтому лучше, чтобы свои руки марал только один человек – монарх. Затем в России произошёл раскол западничества на народников-социалистов и либералов. И если вторые считали, что нужно скопировать западную модель (и тем самым отступить от государственности), то первые признавали примат социального над политическим.
Почвой для принятия интеллигенцией теории Маркса стал постепенный отказ от идеализма, который проявился в основном у Белинского. То есть в России был такой же диалектический прогресс мысли, который был тогда в Германии у Маркса. И тем самым сам Белинский стал предшественником большевизма. Стал он его предшественником ещё и потому, что утверждал, как и большевики, что русский народ нужно насильно вести к счастью, так как он глуп. Белинский, как считает, Бердяев был своего рода народником, и, хотя у него не было привычной для народника веры в «народ», он утверждал принцип верховенства человеческой личности и принцип общинной организации общества. А личность и народ – основные понятия русского народнического социализма. На мой взгляд, уже в самом этом отношении заложен парадокс. Как народник может думать о личности, если он думает об общине? Это, на мой взгляд, несовместимые понятия. Человек живёт либо сам по себе, либо в стаде. И в стаде личности быть никакой не может, потому что там действуют совершенно другие законы. Народничество позднее перешло в русский социализм. Вот что пишет Бердяев по этому поводу: «Быть социалистом в то время значило требовать экономических реформ, презирать либерализм, видеть главное зло в развитии капиталистической индустрии, разрушающей зачатки высшего типа общества в крестьянском укладе жизни». Однако определение народников как предшественников социализма и коммунизма у Бердяева не совсем точно. Ведь если вспомнить статью Ленина «От какого наследства мы отказываемся», то можно чётко уяснить, что он критикует народников. Ленин считал, что народники являются приверженцами старинных укладов и общин, так как верят в особые экономические пути русского общества. На самом деле, я хотел бы задать г-ну Ленину тогда такой вопрос: «А ваши колхозы это не общины?» Так и получилось, что ранний большевизм (а эта статья относится к дореволюционному большевизму) ещё не окончательно отказывался от старины, а потом пошло закручивание гаек. К чему это привело, мы прекрасно знаем. Но почему Бердяев не прав лишь отчасти, называя народников социалистами. Мне кажется потому, что в народничестве было два направления. Одно из них – то народничество, о котором Ленин писал как о негативе. Но другое направление, которое Ленин называет «наследство», отличалось от «ярких» народников, назовём их так, тем, что они не идеализировали ситуацию (это перестал делать ещё Белинский) и тем, что они были врагами «тех учреждений старины, которые взяло под свою опеку народничество». Интеллигенция, как утверждает сборник «Вехи», взяла под свою опеку все учреждения народничества. В результате произошло своеобразное наложение русского народничества на марксизм, который в принципе был противником народничества. Дело в том, что Маркс утверждал, что развитие капиталистического общества должно произойти до возникновения социализма. Народники хотели миновать промежуточный этап развития капитализма в России. Интеллигенция в себе сочетала марксизм и народничество. И, как мне кажется, марксизм проявился в русской интеллигенции служением идее. Но с другой стороны интеллигенция служила ещё и нуждам народа, что и роднит её с народниками. Однако служит она не конкретно народу как общности людей, а лишь народу как идее создания всеобщего народного счастья.
Предшественником русского коммунизма был ещё и русский нигилизм. Как считал Бердяев нигилизм – явление чисто русское, основанное на православном мироотрицании. Отсюда и признание всего мира греховным и увлечение естественными науками и политической экономией, которая может помочь организации нового строя. В русском нигилизме отразилась русская нерешённость проблемы культуры. Эта проблема тоже проистекает из религии. В русской религиозной мысли постоянно сомневались в оправданности каких-то философских исканий народа. Это послужило толчком к последующему непониманию интеллигенцией философии. Об этом Бердяев более подробно писал уже в сборнике «Вехи» в статье «Философская истина». Вся трагедия непонимания интеллигенцией философии заключалась в утилитарном отношении к ней, как и к любой другой науке. Поэтому она была не нужной, потому что не служила народному делу. А ведь интересы уравнения и распределения всегда доминировали в чувствах русской интеллигенции над интересами производства и творчества. Но однако не стоит так обольщаться: революционная интеллигенция, о которой идёт речь в «Вехах», переняла не все черты русской интеллигенции. Но переняла однако главную: идею социального заказа.
В «Вехах» однако есть целая статья о нигилистах. И называется она «Этика нигилизма». В этой статье ясно и чётко указывается, что всё то, что творилось во время революции 1905-07 годов это были не бесчинства, а новые идеалы. И этими идеалами был нигилизм. Поэтому нигилистам чуждо увлечение культурой, искусством и творчеством, потому что в их идеологии преобладали утилитарные ценности.
Выше говорилось, что народничество было как бы предшественником социализма. Но мы рассмотрели народничество с точки зрения самого социализма (или коммунизма). А сейчас мы рассмотрим народничество с точки зрения религиозно-философской мысли и обратимся с этой целью к третьей главе статьи Бердяева. Автор разделяет народничество на два разных пласта: западническое и славянофильское. В чём-то это сходно с трактовкой Ленина, приведённой выше. Западническое народничество – так называемые представители «наследства», а славянофильское – своего рода «чистое» народничество. И вот здесь-то, в такой классификации Ленина, и проявляется то, что большевики пошли путём Петра, который насильственно навязал западные порядки. Большевики же насильственно навязали западную идеологию. Причём идеологию во многом теоретическую, а не практическую. Народничество, говоря упрощённо – это вера в народ, в котором якобы хранится тайна истинной жизни, скрытая от господствующих классов. Потому большевики, как мне кажется, и не любили народников. Большевики, как и Белинский, считали, что народ глуп, что его нужно насильно вести к счастью. Невольно вспоминается один из лозунгов «Гулага»: «Мы вас загоним железной рукой в счастье». Разумеется, что раз народники верили в народ, они этот народ выделяли, то есть многих людей к народу просто не относили. По их мнению, народ это, наверное, главным образом трудовой народ – крестьянство. Поэтому они клеймили капитализм в России. Для них идеалом развития нашей страны был аграрный образ жизни страны, то есть крестьянство. Поэтому Бердяев и писал, что интеллигенты не чувствовали себя органической частью народа. И у них был своего рода комплекс вины перед ним. Поэтому народник живёт вне земли, но постоянно к ней стремится, в то время как сам народ вырос на земле и никогда не сможет от неё оторваться. Бердяев отождествляет народничество западническое с атеизмом, а народничество славянофильское – с религиозностью. И он выявляет разницу между ними, по-моему, весьма существенную: религиозные народники (например, Достоевский) видели в народе правду религиозную, а атеисты-народники видели в нём прежде всего правду социальную. Поэтому последних можно совершенно спокойно назвать революционерами, которые во всём старались увидеть социальный конфликт общества. На мой взгляд, эти последние и послужили своего рода предтечей революции. Когда главной бедой человека становилась не его духовность или религиозность, а его склонность к революционной борьбе или к исканию социальных конфликтов в обществе. Однако и те и другие народники сходились в одном: в том, что России удастся миновать капитализм и решить социальную проблему лучше и быстрее, чем на Западе. Как видим, некоторая разница между славянофильским народничеством и представителями «наследства» всё таки существует. Ведь последние ни в коем случае не отрицали капитализм и принимали прогрессивные новшества, вводимые в других странах.
Страницы: 1, 2
