Но его подержали все якобинцы, лично Робеспьер и часть монтаньяров. Но сам Марат на своём выступлении дал понять, что не возражает против суда над собой. Таким образом предложение жирондистов получило большинство голосов Конвента. После заседания Марата должны были арестовать, однако когда полицейским было решительно невозможно приблизиться к нему – он был окружён якобинцами, защищавшими его. Полиция не хотела применять силу, и Марат был отпущен !!![39]
Эффект был как от разорвавшейся бомбы – в Париже начались демонстрации и погромы. Народ негодовал: как осмелились предатели революции (а именно так благодаря агитации Марата расценивались теперь жирондисты) выдвигать обвинения против их спасителя, как хватило наглости у этих предателей обвинять Марата?
Марат, узнав, что обвинительный акт уже передан суду сам явился в полицию. Суд начался 24 апреля. Как и следовало ожидать, Марат был оправдан. Толпа ликовала, поистине всенародная радость озарила Париж. Марата на руках внесли в Конвент, и даже на трибуне он не сказал ни слова – не смог, толпа заглушала его…
Для жирондистов этот народный грохот был предвестником смерти, которая уже была неотвратима. Слишком легитимным стал Марат, слишком воинственным народ, и земля ушла из под ног жиронды. Смерть их была уже за плечами.
И гром грянул - 31 мая 1793 г. началось грозное восстание народных масс против жирондистов, а 2 июня оно окончилось изгнанием жирондистских депутатов из Конвента. Марат в решающие дни, 1 и 2 июня, обращался с пламенными речами к муниципалитету: "Требуйте у Конвента ареста и наказания изменников, не разоружайтесь, пока ваше требование не будет выполнено!". 2 июня громадная толпа народа плотно окружила Конвент, повторяя это требование.
Декрет об аресте 34 жирондистских депутатов был вотирован. Революция сделала крутой шаг вперед. Это был Ответ и на присоединение Англии к коалиции, и на измену Дюмурье, и на безнаказанность спекулянтов, наживавшихся на Народном голоде.
Марат готовился к дальнейшим боям. Он отдавал себе полный отчет в том, до какой степени его ненавидят все тайные и явные враги революции. Но это его нисколько не смущало, и, когда он называл себя будущим мучеником и гордо требовал от венчавшей его венками народной массы, чтобы "подождали конца его карьеры", то, конечно, он отчетливо видел сгущавшиеся над ним смертные тени...
Видел — и шел своей дорогой, не замедляя шага. Немая угроза и бесшумно подкрадывающийся враг пугали его так же мало, как ярые бури в Конвенте и в печати.
И нож Шарлоты Корде разбудил то, что называется народной яростью, то, что стирает целые классы в пыль. Как будто потух яркий факел, светивший народу, оберегавший его.
Шарлота Корде
Мари Шарлота Корде д'Армон была дочерью захудалого нормандского дворянина. Воспитывалась в монастыре. Шарлота с сочувствием встретила час национального пробуждения. Даже революционные жестокости на первых порах не вызывали у нее протеста. Розовый туман рассеялся быстро. Ликование сменилось ужасом. Вчерашние единомышленники волокли друг друга на гильотину. Но более всего ее потрясло высказывание Марата, что для упрочения республики надо уложить на гильотину тысячу, две, двадцать, чем больше тем лучше[40]. И она принимает решение: пробраться в Конвент, где заседает Марат, и пригвоздить его к кресту. Разъяренная толпа набросится на нее и избавит и ее, и судей от излишнего разбирательства. Кто она и как ее зовут не узнает никто. В записке, оставленной дома, Шарлота написала, что уезжает в Англию, и просит простить ее. Выдумка об Англии понадобилась ей, чтобы уберечь родных от грядущего горя.
Прибыв в Париж, Шарлота пишет Марату письмо, с просьбой встретиться. Она, якобы, знала о готовящемся заговоре против диктатора. Однако, по причине болезни Марат находился дома и девушка решает вынести ему приговор там. Марат прочел записку Шарлоты. Ага! Он так и знал – его враги закопошились. Рано или поздно они должны были себя обнаружить.
Удар Шарлоты был молниеносен и так силен, что лезвие ножа, который она спрятала на груди под косынкой, по самую рукоятку вонзилось в грудь Марата. Тот закричал дико, пронзительно, глядя на воду, которая меняла цвет. Через мгновение он был уже мертв...
На вопросы судьи Шарлота отвечала кратко и с достоинством:
– Я убила одного, чтобы спасти сотни тысяч; я убила мерзавца, чтобы спасти невинных; я убила свирепого дикого зверя, чтобы дать Франции умиротворение.
Шарлоту Корде приговорили к гильотине. И ночь перед казней ей пришлось провести в камере смертников.
Эшафот на площади Республики
По пути к месту казни повозка с Шарлотой останавливалась каждые десять минут. В нее летели плевки и камни. По обычаю, на осужденную надели красный хитон. Неожиданно грянула гроза. Мокрая ткань облепила высокую фигуру девушки, уподобив ее статуе. Шарлоту уложили на топчан между двумя столбами, по которым, как по рельсам, сверху вот-вот должен был сорваться нож. Девушка спокойно вытянулась на своем последнем ложе. Потомственный палач Парижа оценил ее спокойствие. Нож упал точно, с нежным свистом. Недаром доктор Гийотена, ратуя за введение гильотины, назвал этот способ казни “дуновение ветерка”. Толпа взорвалась ликующим воплем. В то время было модным мазать свои лица кровью особо примечательных казненных. Все ринулись за кровью. Помощник палача, подняв отрубленную голову, дал ей пощечину.
Убийца была жирондисткой, и это был смертный приговор… Это было лишь самое-самое начало бойни. До 9 термидора оставался ещё год.
Заключение:
Закон, не признающий невинным никого из тех, кого он хотел обвинить; собственное мнение, вменяемое в преступление; подозрение. обращаемое в улику; вменяемый в обязанность донос; революционный суд, готовый по знаку Комитета общественного спасения привести изданный кодекс в исполнение; революционная армия, обязанная сдерживать Париж и препровождать толпы подозреваемых в тюрьмы, а обвиняемых в суд; орудие казни, воздвигнутое во всех главных города и провезенное по всем второстепенным; наконец, комиссары Конвента, уполномоченные Комитетом общественного спасения, поделившие между собой провинции и армии и разъехавшиеся во все стороны, чтобы надзирать, поддерживать или обуздывать страшную игру диктатуры; Конвент, действующий в центре, повсюду имеющий своих представителей и непрерывно поддерживающий с ними переписку, делающий им внушения, подстрекающий и карающий их, отзывающий их и вновь посылающий после того, как их снова вдохновили революционной энергией, которой он сам был воодушевлен, - вот ужасный механизм диктаторства, заменившего после падения жирондистов колебания и судороги правительства, которое получило имя террора...
Террор не был вызван, как я полагаю, произвольным и жестоким расчетом нескольких лиц, хладнокровно обдумавших систему правления. Он не был также результатом скороспелого решения или решения под влиянием озлобления; он вводился постепенно вследствие сложившихся обстоятельств, событий и явился плодом мыслей людей разных лагерей, которые, не видя выхода из положения, в котором находились, искали его в мече и смерти. Но главным образом он был следствием пагубного соперничества честолюбий, желания заслужить популярность, - этого залога признания патриотических чувств, в недостатке которых отдельные лица и партии упрекали друг друга. Так что, для того чтобы доказать свой патриотизм, каждый гражданин и каждая партия старались показать как можно больше деятельности, употребить как можно более насилий, заподозрить других, совершить наиболее преступлений. Явилось всеобщее соревнование в давлении, которое отдельные граждане и партии производили друг на друга отчасти искренно, отчасти притворно, и вызвало всеобщий террор, который они производили друг на друга и на своих врагов, чтобы отделаться от них.
Если прибавить к этому три года революционных волнений, царивших среди народа; страх потерять победу, которую он ценил тем более, что она была для него нова и он боялся лишиться ее; постоянное брожение. которое старались поддерживать в народе трибуны, газеты и клубы; забастовки рабочих; ожидание обнародования нового аграрного закона и общее завладение землей классами народа, жаждавшими земельной собственности; отчаивающийся патриотизм; измену генералов; захват границ, голод, панику, привычку к убийствам, приобретенную чернью Парижа во дни 14 июля, 6 октября, 10 августа, 2 сентября; зрелище эшафота, приучившего глаза к казням; наконец ненасытную страсть к разрушению как развращенный вкус, таившуюся в инстинкте толпы, обнаружившуюся во время волнений и жаждавшую насытиться кровью, как только народ почуял ее: вот каковы были элементы, способствовавшие порождению террора...
Просмотрев внимательно Французскую историю, я с удивлением обнаружил, что жестокие способы решения проблем существовали задолго до Великой революции. Так, например, в 16 веке решалась проблема еретиков: католики и гугеноты спорили за право называться христианами. Католики просто истребили, вырезали гугенотов. Они жгли их на кострах, терзали жесточайшими пытками, убивали повсеместно. И всё во имя «чистоты веры».
27 июля 1794г. – переворот, направленный на свержение якобинского правительства. Волна убийств вновь прокатилась по Франции, только организована она была уже роялистами и жирондистами, и направлена на уничтожение общего врага – якобинцев. Во время этого мятежа были казнены все члены якобинского клуба, были убиты все, кто поддерживал якобинцев. Тело Марата было извлечено из склепа. Его, уже год как мёртвого, поволокли на центральную площадь Парижа, где он был повешен! Всего через год после народного траура по Марату, он мёртвым был повешен на площади Парижа!!!
5 октября 1795г. – роялистский мятеж в Париже. Был жестоко подавлен Наполеоном I Бонапартом.
….
1968 год, Париж – разгон несанкционированной демонстрации рабочих. К разгону демонстрантов была привлечена регулярная армия. Были раненые и убитые.
Заметна любопытная закономерность революций – их достижения никогда не реализуются полностью, никогда не сохраняются в чистом теоретическом виде. Порой революции заканчиваются даже восстановлением свергнутого государственного строя, как, например, случилось во времена Английской революции. Это явно указывает на то, что методы, предлагаемые революцией, едва ли способствуют построению позитивного и жизнеспособного политического строя.
Сила революции напоминает неуправляемую пушку, которая палит во все стороны, пытаясь решить разом все задачи. Направление её ударов зависит лишь от того, кто в данный момент ей пытается ей управлять.
Ну, а если разобраться в самих причинах любой революции: откуда берётся такая животная жестокость, ярость и гнев, разрушающий все без разбора? А всё, как мне кажется, совсем просто – «За каждой идеей стоит бутерброд», как сказала во времена русской революции поэтесса Зинаида Гиппиус. Простое материальное благополучие стоит практически за всеми социальными и государственными катаклизмами. И это не случайно – человек, которому есть, что терять, никогда не станет инициировать революций и бунтов. Ведь не случайно же в экономической «пирамиде» человеческих ценностей на вершине стоит «благополучие самого человека, и членов его семьи». Способы борьбы за этот идеал напрямую зависят от социального положения человека. «Низы» почти всегда радикальнее в своей борьбе, нежели «верхи». Отсюда и возникает и классовая ненависть, и классовая борьба.
Может показаться, что эти слова лишь дань многим мистификаторам революций, но воистину «революция, как Сатурн, пожирает своих детей». Любой, кто думал, что управляют ей, лишь жестоко ошибались. Ценой этой ошибки часто была его собственная жизнь. И история лучший тому свидетель.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10
